— Дядя Саша, что ты гонишь! — подала голос Ольга. — Если мимо оврага, то больше. За полчаса не дойдешь. Да и грязи там сейчас — по уши.
— А, много ты понимашь! — всерьез возмутился старшина. — Оврагом! Есть и короче тропка. Как войдем, так влево надо забирать. А у малинника спрямлять. Вот и не выйдешь ты к оврагу. — Он посмотрел на ноги Злобину. — Только обувь бы вам сменить. Трава там… Замочитесь.
Злобин пошлепал подошвами легких туфель по грязи. Мысленно отругал себя, что не сообразил переобуться во что-то более подходящее для Подмосковья.
— У меня сменка есть, Андрей Ильич. — Сергей выбрался из машины. — Какой у вас размер?
— С утра сорок второй был.
Сергей тихо рассмеялся.
— Везет вам. — И пошел открывать багажник.
Злобин открыл дверцу, сел на переднее сиденье, оставив ноги снаружи.
Сергей копался в багажнике, Ольга отошла в сторонку, о чем-то тихо переговаривалась с крестным. Пока все были заняты своими делами, Злобин маленьким ключом открыл бардачок, превращенный в сейф. Под папками лежал «ПМ». Злобин незаметно сунул пистолет в карман плаща, захлопнул крышку бардачка.
Трагическая смерть Барышникова была еще свежа в памяти. И предчувствие сейчас буравило нутро, как и тогда, перед неожиданной перестрелкой. Злобин решил, что лучше держать оружие под рукой, чем ждать, пока оно не выпадет из рук смертельно раненного друга.
«Лучше всю жизнь проходить с ножом, чем раз выйти из дома без ножа, а потом всю жизнь об этом жалеть», — вдруг вспомнились слова одного подследственного.
Ношение оружия ему тогда, кстати, пришить не удалось, экспертиза признала нож некондиционным. Не хватило одного сантиметра у клинка. Но и этим восьмимиллиметровым лезвием он умудрился нанести «травмы, не совместимые с жизнью». Гордый был до жути. Не стерпел оскорбления. Суд решил — виновен. Зона, по информации Злобина, рассудила иначе — неподсуден. Волчьи, конечно, у них там законы. Но кое-какие понятия имеются.
Пистолет приятной тяжестью оттягивал карман. Странно, но именно присутствие оружия вернуло Злобину уверенность в себе. Интриги, вымученные тайны, чужие чуждые интересы — все отступило на задний план. Все сжалось, скукожилось, выдохлось. Словно очертил незримую границу между собой, своим миром — и хищным двуногим зверьем вокруг. Злобин почувствовал, как внутри растет лихая, пружинистая сила, отливаясь в готовность мгновенно выхватить оружие и защитить себя и все, что дорого.
Подошел Сергей. Поставил перед Злобиным пару резиновых сапог.
— Молодец, запасливый! — похвалил Злобин.
— Запас не тянет. Тем более, не на себе ношу, в машине едет.
— А сам как?
— Ну, у меня всепогодные. И на все случаи жизни.
Сергей задрал штанину черных джинсов. То, что Злобину казалось модными тупоносыми ботинками, на поверку оказалось армейскими бутсами с высокими берцами.
— Австрия, — уточнил Сергей. — Фирма веников не вяжет.
— Хорошая обувка, — оценил Злобин. — Кости с полпинка раздробить можно, а оружием не назовешь.
— То-то и оно.
Сергей присел на корточки напротив Злобина.
— Какие будут указания? — шепотом спросил он.
— Ты, как я понимаю, тоже что-то почувствовал неладное. — Злобин начал переобуваться. — Диспозиция такая. Ни черта мне здесь не понятно, а потому злит. Значит, действовать будем исходя из крайних обстоятельств. Я иду с этим Сусаниным и Олей на кордон. Ты остаешься в машине. Там явно что-то случилось. Иванов местного егеря Робеспьером назвал. А где ты видел «друга народа», который манкирует народным вече? Тем более, когда паи делят.
Сергей указал глазами на сейф в машине.
— Да, уже взял. — Злобин потопал ногами, обутыми в сапоги. — Нормально, кажется… Ты, Серега, остаешься на связи. Если что, дам выстрел в воздух. Первым делом связываешься с нашей «базой». Потом ставишь на уши местных. Именно в таком порядке. Понял?
Сергей молча кивнул. В серых глазах запрыгали веселые бесенята.
* * *
Тропинка нырнула в густой малинник.
Между шафрановыми и бордово-красными листьями, мокрыми и уже пожухлыми, иногда тускло вспыхивали рубиновые шарики ягод. Злобин на ходу срывал их и бросал в рот. Ягоды на вкус были водянистыми, с прелой горчинкой.
Старшина шел впереди, предупредительно отводя от начальства колючие ветки, свисавшие над тропой.
Передвигался он на удивление шустро на своих выгнутых колесом ногах.
Злобину вспомнилось, что в армии с ним служил такой же конек-горбунок, внешне несуразный, словно весь из горбылей сделанный. Грудь вогнута, ножки колесом, шея цыплячья. Но жилистой силы в нем скрывалось немерено. На всех кроссах в полной выкладке прибегал первым. И хотя был простаком на вид, оказался смекалист и пронырлив до жути. Косил под дурака, когда надо, да так, что хоть сейчас комиссуй по статье «имбецилия средней тяжести». Но устроиться писарем в штаб полка ума хватило. И на дембель ушел в первой партии, да еще с рекомендацией замполита на работу в органах МВД. Сейчас наверняка милиционерствует в своей таежной глубинке.
— Александр, не знаю, как по батюшке, ты в армии кем был? — спросил Злобин.
— Звать меня Александр Васильевич, как Коржакова, — ответил, оглянувшись, старшина. — А в армии я всем был. Рядовым, ефрейтором, младшим и просто сержантом. Под дембель старшего дали. В школу милиции рекомендовали, вот даже как!
Злобин шел сзади, поэтому, не таясь, широко улыбнулся.
— Надо было оставаться, с такими темпами до генерала бы дорос.
— Не-а! До генерала бы не дорос. У генерала свои дети есть. А если ты не генерал, в армии делать нечего. Я так думаю.
— Зачем в милиции тогда старшиной тянуть?
Александр Васильевич быстро оглянулся, чтобы по лицу Злобина установить, шутит заезжее начальство или всерьез интересуется.
— Милиция армии не чета! — изрек он, вскинув заскорузлый палец. — Вот что Ленин про советскую власть сказал, не забыли? Советская власть — есть наша власть и электричество во всей стране. Во как!
Злобин впервые столкнулся со столь вольной интерпретацией слов вождя, в недавнем прошлом украшавших все заборы страны. За спиной услышал тяжкий вздох Ольги. Очевидно, дядя Саша витийствовал на политические темы с занудной регулярностью.
— Вот у меня в поселках свет вырубят, что останется? — продолжил развивать мысль Александр Васильевич. — Останется бардак, за который мне отвечать. Потому что я — власть. Единственная и неделимая на сто гектар вокруг. И я там буду один на один с контингентом. Старшина я или еще кто, уже не важно. Всяк ко мне со своей бедой бежит. Дядя Саша, выручай! И я выручу, порядок и правопорядок обеспечу. Но и ко мне отношение должно быть… А то огород просил прирезать. Не имеем возможности! И кто мне это говорит? Смагин Гешка! За которого я еще в школе все кулаки измозолил. Гнида был ужасная, за что и отгребал. А я, дурак, защищал. Ну а теперь он у нас начальство, ага! Целый председатель. — Он с оттяжкой сплюнул. — Или вот еще проблема. Набеспредельничали три хохла. Шабашники, что-то там строили у нас. С пьяных глаз… Оля, когда это было-то?