— На десерт, — поправил Злобин.
— Без разницы. — Твердохлебов широко улыбнулся. — Знаешь, почему менты такие тупые? Объясняю: для расследования девяноста процентов дел ума не надо. Наш контингент туп и примитивен, как гиббоны. У них даже ума не хватает соврать складно, ты же знаешь! Сейчас прижмем Коляна и его подельника, разведем на не состыковке в показаниях — и все. Мотив есть, улики есть, подозреваемые в камере — что тебе еще надо? Кстати, об уликах. — Он полез в накладной карман форменных штанов. — Ты не бойся, изъятие я по всем правилам оформил.
Твердохлебов протянул Злобину диктофон. Первым делом Злобин убедился, что микрокассета на месте.
— Слушал? — спросил он, включив перемотку
— Так, кое-что, чтобы убедиться, что это она. Черномор трупы режет и на диктофон наговаривает. Если не ошибаюсь, про моих дагестанцев говорит. Его голос, можешь не сомневаться.
— Зря радуешься, Батон. — Злобин остановил пленку. — Если в конце записи есть то, о чем я думаю, у нас такой висяк — вовек не расхлебаем.
— Это как-то связано с твоей просьбой узнать о машине Гусева? — С Твердохлебова разом слетела напускная беззаботность.
Злобин оглянулся на группку оперов: на таком расстоянии что-либо расслышать было невозможно, но он все равно одним губами прошептал:
— Никому ни слова, ясно?
Твердохлебов сузил глаза. На лице застыло брезгливое выражение.
— Твою мать, опять кто-то скурвился… — простонал он. — Как среди гомосеков живем, боишься спину подставить! И когда это кончится, а?
— Как говорят в рекламе, не в этой жизни, — грустно усмехнулся Злобин. — Подбрось до отделения. А то я на своей колымаге два часа тащиться буду.
* * *
Стенограмма аудиозаписи (фрагмент)
Я.М.: Наблюдается крупозное поражение структур головного мозга. Участки локализованы в лобных долях обоих полушарий и в продолговатом отделе. Генезис неизвестен. Я бы предположил, что это лучевое поражение, но меня самого сочтут шизофреником… Ха-ха!
Пауза.
Стук в дверь.
Я.М.: Я занят!
Голос неизвестного: Яков Михайлович?
Я.М.: Не морг, а бардак! Вы по какому вопросу?
Голос неизвестного: Вы закончили с трупом с Верхнеозерной?
Я.М.: В конце концов, когда это кончится?! Вы же видите, я еще работаю! Заключение не готово. Мне надо провести дополнительные исследования. Да, и, простите, с кем имею честь?
Звук падения тела. Хрип.
Звук шагов — длительность две минуты.
Звук закрывшейся двери.
Пауза — длительность пятнадцать минут.
Стук в дверь.
Голос: Яков Михайлович, мы… эта… Требуху убрать.
Голос № 2: Да входи ты. Баклан! Михалыч, ты где?
Голос № 1: Может, у Клавдии сидит?
Голос № 2: А я почем знаю? Наше дело бак оттащить. Ты куда попер?
Голос № 1: Колян, смотри!
Голос № 2: Етрыть твою…
Голос № 1: Колян, может, он еще живой?
Голос № 2: Ты шо, жмуриков не видел? Грохнули Михалыча, как суслика.
Голос № 1: Надо Клавку позвать. Я мигом слетаю!
Голос № 2: Куда, Баклан?! Закрой хавало и встань на шухере.
Голос № 1: Ты чо творишь, Коля? Западло мертвяка шмонать!
Голос № 2: Пошел ты… На фига ему котлы?
Голос № 1: На нас же все повесят!
Голос № 2: Не мы грохнули, не мы и шмонали, понял? О, смотри, какая фиговина.
Голос № 1: Эта… Диктофон его… Колян, не трогай, спалимся.
Голос № 2: Не каркай, козел…
Конец записи.
* * *
Из протокола допроса подозреваемого гр. Малахова Николая Васильевича, 1930 г.р., ранее судимого, прож. по адресу: г. Калининград, ул. Качалова, 28 (фрагмент)
Ответ: Взял часы, мелочь из бумажника. Всего денег было рублей сто, с мелочью. Полсотни я отдал Зыкову, чтобы молчал. Диктофон еще взял. Он на столе лежал, где трупы потрошат. Бумажник сбросил у автобусной остановки.
Часы и диктофон решил продать знакомому продавцу ларька на ж.д. вокзале.
Вопрос: Чем объясняете свои действия?
Ответ: Вчера сильно выпил. Утром добавили. Между прочим, сам Яков Михайлович по сто грамм спирта отлил. Вот меня и переклинило. Корысти никакой не имел. Когда меня на вокзале взяли, я так и заявил, что чистосердечно раскаиваюсь. И умысла у меня не было.
Вопрос: Опишите неизвестного, который прошел в прозекторскую.
* * *
Внимание-розыск
По подозрению в совершении особо тяжкого преступления разыскивается неизвестный мужчина, на вид тридцать лет, спортивного телосложения, рост — выше среднего, волосы — темно-русые, стрижка короткая, лицо — овальное. Особых примет нет. Был одет в джинсы темно-синего цвета, светлую рубашку с короткими рукавами. Может иметь на руках поддельное удостоверение работника правоохранительных органов.
Злобин брезгливо поморщился. Дух в районной ментовке оказался еще паршивей, чем в родной прокуратуре. Сразу же попросил открыть в кабинете окно, но запахи присутственного места, в котором круглосуточно курят и регулярно пьют мужики, никак не хотел покидать родных стен. За время допроса воздух в комнате насытился кислыми испарениями потного тела, вдобавок от Коляна Малахова разило формалином и чем-то специфически сладким, трупным. Злобин время от времени ощущал позывы к рвоте, но списывал это на голодный желудок, все-таки остался без обеда, решив раскрутить дело по максимуму, пока не остыли следы.
Колян безучастно разглядывал свои пальцы в синих пятнах татуировок. Злобин представил, как этими плебейскими обрубками Колян шарил по карманам Черномора, и едва сдержался — уже который раз за допрос. Подследственных он принципиально не бил. Если требовалось нажать, для этого есть опера с незаконченным заочным образованием. А если подозреваемый наглел до крайности и уходил в глухую несознанку, стоит отписать поручение — и такого прессовали спецы по внутрикамерной работе.
— Что же ты, Малахов, так скурвился — мертвых шмонать начал? — спросил Злобин,
Колян дрогнул испитым лицом, глубокие морщины:, поехали к вискам, словно кто-то сгреб на затылке дряблую кожу и дернул что есть силы. В разъехавшихся губах тускло блеснул металлический зуб.
— Ты вокруг посмотри, начальник! — процедил он. — Сами беспредельничаете, как отморозки позорные, а к босякам с моралью лезете. Сами-то по какому закону друг, дружке глотки грызете?