— Знаете, мне говорили, что в прокуратуре работают только грубияны и садисты. А вот вас я не боюсь. Даже на душе спокойно как-то стало. — Алла подарила Андрею Ильичу свою самую лучшую улыбку, которую про себя называла «папик, я тебя люблю, дай мне денег». Андрей Ильич немного смутился и отвел глаза.
— Что со мной дальше будет, Андрей Ильич? — Алла чуть не положила свою ладонь поверх его руки, но вовремя спохватилась. «Не гони коней, подруга!» — осадила она себя.
— В подельники к Гарику пристегивать тебя смысла не вижу. — Андрей Ильич, задумавшись, пожал плечами. — Как свидетеля? Ну вызовет раз-другой тебя следователь, а толку? Ты же, как та мартышка, ничего не видела, ничего не знаешь, ничего толком сказать не сможешь. Я прав?
— Вы же взрослый человек, должны понимать, что по должности я была любовницей шефа. Это в ведомости написано, что помощник президента. Мое дело — кофе в постель, а потом сама следом. Так что в делах фирмы я ни бум-бум.
— А бухгалтер?
— Мымра эта? Ее нам от банка приставили, она в курсе всего была. Гарик без нее шагу ступить боялся. А с меня что взять? — Алла засмеялась. — Я даже таблицу умножения не помню!
— Как же ты дальше жить станешь? — сочувственно произнес Андрей Ильич.
— Не знаю. — Алла сразу же сделала печальное лицо. — Даже не знаю…
Андрей Ильич тщательно затушил сигарету в пепельнице Пристально посмотрел в глаза Алле.
— В советские времена я сказал бы — иди на завод, влейся в трудовой коллектив и с комсомольским задором строй свое счастье. — Он грустно усмехнулся. — А сегодня я тебе не советчик. Ты — другое поколение. У вас все проще и жестче. Думай сама, решай сама. На Гарика больше не рассчитывай.
Андрей Ильич бросил взгляд на часы, встал, захватив со стола папку.
— Уже уходите? — разочарованно протянула Алла.
— Начальство, наверно, уже рвет и мечет. Аллочка, это в ведомости на зарплату я числюсь начальником отдела, а так — мальчик для битья.
Алла встала, с удовольствием отметила, что оказалась одного роста с Андреем Ильичом. С первых лет активной жизни предпочитала высоких. Гарик был ей едва по плечо, да еще с отвисшим животом, словно глобус проглотил. Что удерживает вместе длинноногую блондинку и пародию на Шуфутинского, с первого взгляда становилось ясно всем. Аллу это несоответствие постоянно коробило, даже деньги не могли компенсировать разницу во внешности.
— Ну какой же вы мальчик! — Алла окинула Андрея Ильича долгим взглядом. Сейчас их разделяло не больше полуметра, и Алла отчетливо почувствовала запах его одеколона.
— Все, пора.
Он быстро удалился на безопасное расстояние. Первым оказался у двери. Уже взявшись за ручку, бросил:
— А ты подумай над моими словами.
— Непременно, — пообещала Алла.
Закрыв на все обороты замок, Алла вернулась в кухню и дала волю чувствам. Первым делом шваркнула в раковину чашку с недопитым кофе. Осколки темного стекла брызнули во все стороны, а по кафелю разбежались кофейные струйки. Ей показалось этого мало, и следом отправилась сахарница.
— Ну, ты, Гарик, и жлоб, — простонала Алла, борясь со спазмом, стиснувшим горло. — Восемь сотен баксов! У самого мешок бабок выволокли, а мне… — Она надсадно закашлялась. Слезы брызнули из глаз, и стало немного легче. — Ой, мамочки, что же мне делать?
Она бросилась к окну, выглянула наружу. Андрей Ильич садился в машину, невзрачного вида жигуленок. Открыл дверь справа, со стороны пассажирского места.
«Понятно, папику на работу пора. Папика водила ждал, поэтому не рискнул», — сообразила Алла.
Мужиков Алла изучила и была абсолютно уверена, что этот у нее уже на крючке. Причем сам себя насадил. Андрей Ильич, судя по костюму, взяток не брал. Но Алла считала вполне нормальным, если дань он собирает натурой. В конце концов, так даже умнее, все равно мужики все бабки просаживают на баб и водку. Прокурорский ей понравился, умный и цену себе знает. Только Алла не могла себе позволить продешевить. Спать с Андреем Ильичом, пока идет следствие, придется, куда от этого денешься. А на перспективу такая связь Аллу не устраивала. Жить на восемьсот баксов, что остались от Гарика, невозможно, на сигареты не хватит. А побираться Алла не умела. Вот продаваться — это другое дело. Главное, не спугнуть клиента и не продешевить.
Она помчалась в спальню, на ходу срывая с себя халат. В это утро она поставила личный рекорд: накрасилась и оделась за двадцать минут.
Злобин попросил водителя отъехать метров на сто от дома Аллы и спрятать машину в переулке. Встали так, чтобы из окон и от подъезда их не было видно, но отлично просматривалась бордовая «ауди», припаркованная у дома.
Штатных водителей в РУБОПе вечно не хватало, и Твердохлебов сажал за руль оперативных машин всех, у кого были права. Злобину он оставил молодого парня, лет двадцати пяти, которого, сев в «Жигули», пришлось долго трясти за плечо: тот успел уснуть, неудобно закинув голову.
— Все, Паша, сидим в засаде. Можно покурить. — Злобин удобнее устроился в кресле.
— А поспать? — поинтересовался Паша.
— Боюсь, не обломится. Максимум через полчаса Алка Бесконечная рванет из дома.
Злобин был уверен, так оно и будет. Алла, как крыса в лабиринте, как ни мечись, неминуемо прибегала в заданную точку. Иного пути выбраться из западни у нее не осталось. Об этом Злобин позаботился и разъяснил чуть ли не открытым текстом. Умишком Алла обладала, конечно, невеликим, но алчность и коварство у нее были, как у хорька. Такие живут рефлексами, толкнуть их в нужном направлении особого труда не составляет.
Паша кулаками растер глаза, несколько раз шлепнул себя по щекам.
— Не выспался?
— Вообще не спал. — Паша подавил зевок, и красные глаза подернулись влагой. — Сначала бумаги писали, а потом Филю по всему городу искали. Андрей Ильич, можно спросить?
— Давай. — Злобин достал сигареты, протянул пачку Павлу. — Угощайся.
— Спасибо. А что Батону будет за дагестанцев?
— В смысле Твердохлебову? — Злобин прикурил от зажигалки Павла. — Ничего. Сейчас уже ничего. Музыкантского дадим в розыск как организатора ОПГ Гнома, чтобы ему жизнь за бугром медом не казалась. А Филю закроем лет на шесть, чтобы не беспокоил РУБОП своей дуростью. Прицепом пойдет Гарик. В общем, палочку в отчетах себе поставите.
— Слава богу, — облегченно вздохнул Павел. — Я же тоже там был. Знаете, когда дверь снесли, Батон первым рванул. И вдруг — два выстрела. Меня сразу перекинуло. — Павел на секунду зажмурился. А когда открыл глаза, взгляд его сделался безжизненным. — Ничего не помню. Как автомат действовал, верите?
— Конечно, — кивнул Злобин. Павел глубоко затягивался, спрятав сигарету в кулаке, словно закрывал от ветра.
— Вот говорят, на зачистках мирные гибнут. Бывает, врать не стану. А почему, знаете? Когда к дому подходишь, весь внутри трясешься, травинка шевельнется, а у меня палец на крючке дергается. И такой зажим, что аж мышцы болят, дышишь, как паровоз. Один раз дверь у нас за спиной скрипнула. Представляете, пустой дом, все разбито, а дверь шкафа сама собой открывается. Да еще медленно так, со скрипом… Словно пенопластом по стеклу. Во-от. — Он судорожно выдохнул дым. — Короче, влупили мы из трех автоматов по шкафу, только щепки полетели. А потом стоим ржем, как психи, а у самих пот по спине течет. — Он зябко передернул плечами.