— Так сейчас модно. Вы бы удлинитель поставили.
— Удлинитель сперли еще перед ремонтом. Кто-то из своих. Да ты садись, — Злобин указал на стул перед столом.
— Вот, принес. — Виталий положил на стол тонкую папку. — Протокол осмотра места происшествия, рапорты милиции, показания свидетелей. Пока все. Фотографии еще не готовы, лаборатория обещала к обеду напечатать. Протокола вскрытия нет. Да, звонил Яков Михайлович, просил вас срочно связаться.
— И что Черномор хотел?
— Не знаю. Спрашивал вас.
— Ладно, разберемся. — Злобин покрутил ручку настройки, перебрав радиостанции, по которым передавали модные «громыхалки», нашел классическую музыку и удовлетворенно кивнул. — Вот, то, что надо! Не музыка сейчас, а бетономешалка для мозгов. Как считаешь, Виталик?
В ответ Стрельцов лишь пожал плечами. Злобин внимательнее посмотрел на подчиненного. Бессонная ночь уже начала сказываться, под глазами залегли пепельные тени, цвет лица сделался нездорово бледным. Главное, в глазах появилась характерная поволока бегуна на длинные дистанции.
— Значит так, Виталий. Отправляйся к Твердохлебову, там Гарик уже соплями изошел, пора сажать. Закроешь его за незаконное предпринимательство и уклонение от налогов и можешь идти спать. Завтра приходи к обеду, не раньше. Кстати, Эрнест в дело уже влез? — поинтересовался Злобин.
— Нет. Заглянул только что в кабинет, сказал, что поручит кому-нибудь из своей фирмы.
— Вот лис старый, — усмехнулся Злобин. — Тогда тем более не дело тебе досталось, а халява. Гарик будет образцово-показательным подследственным, это я тебе гарантирую.
— Странно, что он так на нары спешит. — Стрельцов кулаками потер глаза. — Устал я что-то.
— Не вздумай с операми Твердохлебова стакан принять, — предупредил Злобин.
— А как с ними не пить? — удивился Виталий. — Опера народ обидчивый. Да и повод есть.
— Дурашка, они тебя должны уважать не за то, сколько ты на грудь принять можешь, а за то, как ты работаешь. А водку жрать у нас каждый день повод есть. Затравил клиента — праздник, закрыл подозреваемого в камеру — праздник, дело до суда довел — сам бог велел. Добавь к этому всякие дни независимости и дни шахтера — получится, что стакан из рук вообще выпускать не надо. Послушай старого дядю, салага. Хочешь дотянуть до пенсии, меньше пей водку с операми, заведи постоянную бабу и не обедай всухомятку.
— Учту, Андрей Ильич, — покорно кивнул Стрельцов. — А с трупом что делать?
— Сейчас решим. — Злобин притянул к себе папку
— Я вещдоки захватил. — Виталий положил на стол I пакет с документами и всякой мелочью, что обычно лежит в карманах. — У него ключи в кармане куртки лежали, явно от машины. На Верхнеозерной нашли бесхозную «девятку». Ключи подошли. Машину отогнали на стоянку Ленинградского РУВД. Сейчас с ней эксперты работают. Пока все, что успел.
— Немудрено, — пробормотал Злобин, листая протоколы. — А как ты, кстати, на этот выезд попал?
— Дежурный по районной прокуратуре был на другом вызове — бытовуха с трупом. Перезвонили мне, пришлось ехать.
— Понятно. — Злобин закрыл папку, стал разбирать вещи убитого. — Кто из оперов работает?
— От Ленинградского РУВД — Ананьев и Щербаков. Задачу я им уже нарезал.
— Повезло с работничками. У Ананьева теща парализованная на руках, Щербаков с зеленым змием каждый день борьбу ведет. А кто такой Елисеев? — спросил Злобин, внимательно изучая паспорт пострадавшего.
— А, его от ФСБ прислали.
— И во сколько он на месте нарисовался? — Злобин задал вопрос, не поднимая головы.
— На месте происшествия его не было, он в прокуратуру приехал. Около двенадцати ночи. Мне прокурор позвонил, предупредил, что к делу подключается ФСБ. Почти сразу же после звонка приехал Елисеев. Снял паспортные данные потерпевшего, посмотрел протоколы и уехал. — Виталий заерзал на стуле. — Андрей Ильич, я что-то не так сделал?
— Время покажет, — обронил Злобин.
Он достал сигареты, закурил. Надолго замолчал, отвернувшись к окну. Пальцы барабанили в такт арии из «Паяцев», льющейся из динамика.
Виталий, воспользовавшись паузой, оперся локтем о стол, прикрыл глаза ладонью и затих.
— Слишком накрутили, — словно сам себе сказал Злобин.
— А? — Виталий Встрепенулся. — Простите, Андрей Ильич, не понял.
— Суди сам. Вышел мужик из машины, подошел к телефону — и труп. Учитывая ствол в руке, возможны два варианта. Вернее, три, — поправил себя Злобин. — Первый: он стреляет в себя. Второй: кто-то стреляет в него. Третий: кто-то пыряет его ножиком или дает ломом по башке, а мужик перед смертью стреляет в воздух. Только так можно объяснить, зачем он ствол достал.
— Если имеете в виду версию насильственной смерти, то есть еще один вариант, — оживился Виталий.
— Ну, в инфарктника, который бегает по городу со стволом, я что-то с трудом верю, — проворчал Злобин. — Что там у тебя за версия?
— В пятьдесят седьмом году в Мюнхене КГБ ликвидировал Льва Ребету — основного идеолога ОУН [33] . Приговор привел в исполнение некто Сташинский. Способом весьма интересным. — Виталий вытянул руку, изобразив пальцами пистолет. — Шлеп в лицо из газового пистолетика, заряженного синильной кислотой. Действие, между прочим, убойное. Коронарные сосуды сердца сжимаются, жертва моментально погибает от инфаркта. К приезду экспертов сосуды приходят в норму, и все шито-крыто.
— Это тебе в институте поведали или сам узнал? — Злобин с интересом посмотрел на Виталия.
— Сам. У меня дома целая подборка книг и статей есть. Сейчас же много чего публикуют.
— Это верно. — Злобин опять отвернулся к окну.
— Конечно, в те времена анализа на микрочастицы не проводили, а то бы в два счета нашли синильную кислоту, — продолжил Виталий. — Я, кстати, токсикологическую экспертизу заказал.
Злобин тщательно раздавил окурок в пепельнице, махнул рукой, разгоняя дым.
— И это последнее, что ты сделал по этому делу, — произнес он.
— Не понял? — удивился Виталий.
— Дело я у тебя забираю.
— Андрей Ильич, вы думаете, что я висяк на отдел повешу? — Виталий обиженно поджал губы.
Злобин хотел сказать что-то резкое, но сдержался.
— У тебя в производстве пять дел, с Гариком будет шесть. Куда тебе еще? И так вторые сутки из прокуратуры не вылазишь. — Злобин махнул рукой. — Давай, молодой, тебя Твердохлебов ждет.