Максимов выразительно посмотрел на Леона, тот, видно, вспомнив их собственный полет, потупился.
— В общем, проклятая родней, обманув жениха, три раза чуть не разбившись и уставшая отбиваться от лап прорабов, прилетела я сюда. И что я вижу?
Карина метнула взгляд в Юко. Но та перенесла это, не потеряв вежливо-заинтересованного выражения лица.
— Да, и что ты видишь? — Максимов вызвал огонь на себя.
— Вижу, что не опоздала. — Карина повернула к нему раскрасневшееся лицо.
— За это надо выпить, — подвел итог Максимов. — Дамы продолжают пить вино? Тогда, Леон, позаботься о дамах. А мы с тобой — по водочке.
Максимов поднял, запотевший лафитник с водкой, целясь в рюмку Леона, и чуть не выронил склянку из рук. Чьи-то острые ногти впились в мякоть над его коленом.
Карина мило улыбалась.
— Выпорю, — шепотом пообещал Максимов. Пальцы упорхнули с колена, оставив после себя пять горящих точек.
«Обязательно выпорю», — решил Максимов.
* * *
К десяти часам вечера градус веселья достиг точки кипения. Ресторан бурлил, как мутная Амударья в половодье. Настала пора утрамбовать съеденное танцем и в нем же сжечь энергию выпитого. Бальных классов, само собой, никто не посещал, поэтому посетители наяривали кто во что горазд с азартом и самоотдачей самодеятельного ансамбля песни и пляски. Осыпанные денежным дождем, музыканты старались вовсю. На квадратном гектаре танцевального пятачка торжествовала нерушимая дружба народов. Публика погрузилась в экстаз после затяжного попурри из этнических мелодий: начиная с лезгинки и заканчивая вечной, как сам Израиль, «семь-сорок».
После заключительного аккорда, вызвавшего всеобщий вздох облегчения, вспотевшие танцоры потянулись к столикам. На сцене возникло какое-то движение, и усталый баритон объявил:
— Для офицеров мотоманевренной группы Хорогского погранотряда звучит эта песня.
Объявление было встречено дружным «ура» за столиком у двери.
— Да, вот теперь все только начинается, — вполголоса обронил Максимов.
— Что он сказал? — спросил Леон.
— Предупредил, что военные спустились с гор и сейчас гулять начнут, — объяснил Максимов.
Леон завертел головой.
. — Да не бойся ты! Ничего из ряда вон выходящего не предвидится, — успокоил его Максимов. — Или забыл, как сам в Легионе гулял?
— О! Так когда это было! — Леон расплылся в улыбке.
Приступ подозрительности у Леона быстро прошел. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы просчитать, что явление Карины просто невозможно было организовать заранее. А значит, упрекнуть Максимова в нарушении партнерских отношений нельзя. Леон успокоился.
«Делает вид, что все в порядке. А глаза тревожные», — подумал Максимов.
Его не мог не радовать сложившийся расклад. Получалось, что из трех человек за столом он был самым осведомленным. Юко не знала об их планах, а Леон не подозревал, что стартовой точки их маршрута и основной легенды больше не существует. Лагерь профессора Миядзаки почти сутки не выходит на связь. Юко прекрасно владеет собой, еще ничем не выдала гложущую ее тревогу. Возможно, надеется на чудо. Максимов, оставил на чудо один процент, девяносто девять было за то, что никого нет в живых. Но говорить этого, конечно, не собирался. Возможность контролировать и манипулировать информацией дорого стоит. Если точнее — жизни.
Оставалась Карина. Знала меньше всех. Но активность развила обратно пропорциональную!
«Как честный человек я обязан жениться. — Максимов улыбнулся. — Но как здравомыслящий исчезну утром, не прощаясь».
Музыканты, долго подбиравшие аккорды, наконец вывели первые такты медленной мелодии.
— Пойдем потанцуем. — Карина взяла его за руку. В полумраке будуарно-красного цвета, лавируя между столиками, они прошли к площадке. Там уже покачивались в сомнамбулическом трансе с десяток пар.
Карина, глубоко вздохнув, прижалась к его груди.
Сердце обмерло, когда под пальцами ощутил ее острые лопатки.
— Макс, ты на меня очень злишься?
— Без комментариев.
— И на том спасибо. А я до сих пор не верю, что смогла тебя догнать. Когда все узнала, сначала места себе не находила. Если честно, хотела тебя разорвать. А потом успокоилась. Представляешь, даже не надеялась, что получится. Все произошло само собой, как во сне.
— Нет, это судьба. Просто у тебя больше возможностей следовать за ней, чем у твоих ровесниц.
— На отчима намекаешь? — с вызовом спросила Карина.
— На жениха из Газпрома.
Карина победно улыбнулась.
— Железный Макс ревнует?
«Надо рвать когти, — решил Максимов, борясь с головокружением. — Выпороть и бежать».
— Максим, а почему Леон наголо постригся? — неожиданно спросила Карина.
— Сеня, срочно ответь Лене, почему Коля сбрил усы, — процитировал Максимов из «Бриллиантовой руки». — Откуда я знаю?
— Да еще очки нацепил. Я его сразу не узнала.
— Значит, решил замаскироваться.
— От кого?
Максимов пожал плечами.
— Давай убежим, — предложила Карина, заглядывая ему в глаза.
— Нет, галчонок. Нельзя оставлять Леона и Юко без присмотра.
С текстом песни у лабухов были нелады, или так задумывалось сначала, но вместо привычного баритона штатного солиста вдруг раздался другой, хриплый, с характерными командирским медным отливом. Пел мужик, что называется, с душой. Неумело, но искренне.
Максимов машинально стал прислушиваться к словам, что делал крайне редко. Подумал, не может же мужик так рвать сердце без всякого смысла в словах.
— Волки уходят в небеса.
Горят холодные глаза.
Приказа верить в чудеса
Не поступало.
И каждый день другая цель.
То стены гор, то горы стен,
И ждет отчаянных гостей
Чужая стая, —
певец захлебнулся на вздохе.
Припев проиграли без слов.
От тягучей мелодии и неожиданно оборвавшегося голоса на душе у Максимова вдруг сделалось тяжело и муторно. Как перед бедой.
Рядом возник гибкий низкорослый субъект. Саид, как требовал этикет, успел переодеться к ужину. Теперь на нем были свободные штаны, не стесняющие движений при ударе, и распахнутая косоворотка черносотенского цвета, в дань местным вкусам густо усыпанная блестками.
— Слышь, москвич, разговор есть, — растягивая слова, произнес он. Черные кроличьи глазки жадно скользнули по Карине.
— У тебя ко мне?
Максимов непроизвольно улыбнулся. Ничего хорошего это Саиду не обещало, но он этого не знал и тоже оскалился.