– Где твои "малыши"? – спросил Дмитрий.
– Уже на рынке. Как велено, торгуют патроны.
– Ясненько! Давай к ним. Армию я беру на себя. Где их машина?
– Старший на УАЗИке, номер ИР 44-03. Стоит во дворе, третий дом от поворота к рынку.
– Ясненько. – Дмитрий хищно потянул носом. – Молодец, хоть вовремя заметил. Освободишься с "малышами", свистни по рации. Проследи, чтобы не торчали там без дела. Как отоварятся, пусть чешут оттуда. Ты подстрахуешь – и галопом сюда. На все у вас будет минут пятнадцать. Попадешь в облаву, не рыпайся, потом вытащим.
Седой с невыразимой мукой уставился на Дмитрия.
– Что, обосрался?! – усмехнулся Дмитрий. – Не бойся, до смерти не забьют. А и забъют, тоже не плохо, одним дураком меньше. Вот если "малышей" загребут, будет плохо. Вся операция псу под хвост. С "сапогами" шутки плохи, шлепнут, а потом только документы посмотрят. Подведешь ты нас когда-нибудь под монастырь, Седой.
– Так говоришь, будто я во всем виноват!
– Только дурак совмещает приятное с полезным, – процедил Дмитрий. – Все нормальные люди сегодня облавы обеспечивают, один ты, дундук сосновый, агентурной работой заняться решил! Не мог отменить встречу, или, на худой конец, место изменить?
– Так я…
– Иди, не стой над душой, сил моих нет!
Он проводил взглядом нелепую фигуру Седого, закурил и пошел искать старшего "сапогов".
* * *
Дмитрий ждал, когда удостоверение произведет необходимое впечатление.
Грубое, плебейское лицо майора медленно вытягивалось, привычное самодовольно выражение постепенно исчезало. Времена, слава богу, изменились, и один вид "ксивы" прочищал мозги и не таким тупицам.
– Слушай, майор, повторяю для бестолковых. Мне нужно ровно пятнадцать минут, – уже без нажима повторил Дмитрий.
– А у меня приказ! – Он зачем-то показал на часы.
– Ладно, кровь не пей! – Дискуссия по проблеме воинских уставов, как норме жизни, сегодня в планы Дмитрия не входила. – «Надавить или нет? Если сказать этому Спинозе в сапогах, что я лично разрабатывал план облав на рынках, и что за этим стоит, у него отрубится даже спинной мозг. Можно прямо из машины связаться с "Центром специальных операций", они подтвердят мои полномочия и за одно накрутят ему хвост. Нет, лучше попроще, так надежней». – Слушай меня, майор. Если ты сорвешь м о ю операцию, я тебе не завидую. Отдерут, как кошку в марте и, в лучшем случае, сошлют на южную границу, в худшем – будешь иметь дело со мной. Лично! Тебе ясно, майор?
– Только на горло не бери. Пуганый уже. И на южной бывал не раз.
– Считаешь, мне нечем тебя удивить?
Майор поерзал задом по протертой коже сиденья и покосился на водителя. Молоденький ефрейтор сделал вид, что самое интересное на свете – стена соседнего дома.
– Положим, машины могли задержаться с выходом на рубежи. Водилы молодые, города не знают. Это уже бывало. – Он оказался не так уж глуп, этот майор. – Но дам ровно пятнадцать минут, не больше!
– Мне хватит. На какой частоте свистнуть, когда освободимся?
– Ни на какой! Ровно пятнадцать минут жду, а там – твое дело.
– Ясненько. Только смотри, по окнам не зацепи, а то потом вони будет на месяц!
Майор вздрогнул, развернул грузное тело к Дмитрию и натолкнулся на жесткий взгляд.
Дмитрий улыбнулся, но на душе у майора от этого легче не стало.
* * *
Странник
Максимов с трудом пережевывал кусок сыроватого мяса, остро пахнущего уксусом и дымом. Было ли при жизни животное свиньей, судить уже было невозможно, но, судя по резиновой упругости волокон, побегать при жизни ему пришлось изрядно.
«Дай бог, что скотинка умерла не своей смертью», – подумал Максимов, привередливо осматривая насаженный на палочку кусок, пропеченный до черноты.
Нервное напряжение уже дошло до того уровня, когда кусок не лезет в рот. Максимов насильно заталкивал в себя кусок за куском, обильно смачивая их жгучим кетчупом.
Из "обжорки" – пять одноногих столов вокруг чадящего мангала – хорошо просматривалась вся "биржа. Краем глаза Максимов следил за седым мужичком, стояшим за соседним столиком. Одет он был с потасканным шармом коренного москвича: в серое пальтишко, поношенные ботинки на толстой подошве, отутюженные брючки и черный берет, на вид обыкновенная околонаучная вошь, он, покрякивая от удовольствия, уписывал подгоревшее мясо.
С седым мужичком было что-то не так. Явно «не при делах». Местного обязательно бы приметили и подослали человечка выяснить, что да как. А этого даже не признал армянин, разгонявший куском картона сизый дым над раскаленным мангалом. Уж он-то наверняка знал всех и вся на этом рынке.
Седой хотел сойти за обычного покупателя, потерявшего голову от шашлычных ароматов, и ухнувшего месячный заработок за десяток горелых кусков мяса. Но чуть заметно переигрывал. Он так усердно старался походить на простого обитателя улиц, что невольно выдавал себя. Он и г р а л, талантливо и самозабвенно, не мог не отметить Максимов, но все равно – играл.
«Серый – да. Затурканный – да. Помятый – да. Изъеденный изнутри страхом – да. Голодный – да. Но… – Максимов прислушался к своим ощущениям. – Несдешний, что ли? Да, наверное, так. И никакого желания стать своим. Более того, страх. Страх, что, не дай бог, станет».
Максимов несколько раз ловил на себе быстрые изучающиееще взгляды седовласого. За себя не беспокоился, сколько не смотри, ничего подозрительного не заметишь. Давно овладел искусством растворения в окружающей обстановке. Он умел не играть, а становиться своим. Ровно на столько, на сколько нужно. И держать себя новым так долго, как это необходимо.
«Меня даже в тифозном бараке не вычислишь», – Максимов подавил улыбку.
Седой слишком суетливо заелозил вилкой по картонной тарелке.
Максимов незаметно проследил его взгляд. Сомнений не было, седовласый наблюдал, как от кучки "оружейников" отделилась та самая закомплексованная парочка и стала наискосок пересекать рынок.
Дав им дойти до первого ряда прилавков, седой выплюнул недожеванный кусок, вытер губы тыльной стороной ладони и пошел к куче ящиков у дальнего забора. Парни, как по команде, развернулись и, толкаясь меж рядов, двинулись за ним.
По-волчьи острым чутьем Максимов ощутил опасность. Он пробежал глазами по окружающим рынок высотным домам: в любом окне мог сидеть наблюдатель. Если велась оперативная съемка "биржи", то сегодня же вечером, в лучшем случае – завтра утром, фото его физиономии украсит рабочий стол какого-нибудь опера – и пошло-поехало!
Максимов не сомневался, что по рынку работа велась; местный опер имел полную информацию на всех основных "биржевиков" и их клиентов. Но он не сомневался и в том, что "биржа" переживет не одного опера; пока начальство не спустило сверху заказ, опера и "биржа" без лишней надобности старались не нарушать "кодекса поведения". Под плановые задержания подставлялись чужаки и мелкота, дела крутили тихо, без шума, мешавших всем чрезмерной активностью стукачей незаметно, через несчастные случаи, выводили из игры.