Продолжая болтать, я вошла в небольшой отсек, где справа висела эмалированная раковина с ржавыми потеками над решеткой слива, из стены выглядывал «носик» темно-коричневого крана. На меня мгновенно налетели воспоминания: вот я, маленькая девочка, пытаюсь самостоятельно умыться в огромной ванной комнате нашей коммунальной квартиры… руки тянутся к раковине… входит бабушка Афанасия…
Я потрясла головой, отгоняя ненужные видения, и осторожно постучала в фанерную дверку одной из кабинок.
– Вы тут? Тишина.
– Ау! Как дела?
Ответа не последовало, я глубоко вздохнула и раскрыла хлипкую дверку. Никого. Унитаз без круга, оббитый бачок, никакого намека на туалетную бумагу, мерзкий запах и полнейшая пустота.
Беспокойство стало сильней. Я решила, что Розалия сейчас лежит без сознания в другой кабинке, лишившись чувств от гнусной вони. А вы бы о чем подумали? Никаких окон в туалете не имелось, бежать отсюда нет возможности.
Носком туфли я распахнула вторую дверь и приготовилась увидеть скрюченную фигуру Майковой, но перед глазами вновь простерлась пустота.
Сердце бешено заколотилось от предчувствия беды. Я уронила на щербатую плитку свою супердорогую сумочку, подняла ее, а потом весьма тупо спросила:
– Розалия, где вы спрятались?
За спиной послышался тихий шорох, я обернулась. В санузел впихивался Федосеев.
– Что тут происходит? – трагическим шепотом осведомился он.
Я попытался взять себя в руки, но с первой попытки мне это не удалось.
– Э… э… – вылетело из груди, – о… у…
– Где Майкова? – добавил децибел в голос Иван.
– Не знаю.
– То есть как?
– Она захотела в туалет и попросила покараулить снаружи. Сказала, шпингалет испорчен, вдруг кто войдет…
– Дальше! – нервно перебил Федосеев.
Я пожала плечами:
– Исчезла. Ума не приложу куда, вокруг сплошные стены.
Иван задрал голову вверх.
– А там что?
Я последовала примеру следователя и вновь уронила ридикюльчик. После многократного падения на пол этого туалета дорогостоящий аксессуар придется выбросить, мелькнула неподходящая к ситуации мысль.
Под самым потолком имелась небольшая распахнутая фрамуга.
– Так что? – в изнеможении повторил Иван.
– Окошечко, – глупо хихикая, ответила я, – но очень маленькое!
Федосеев замер, а я продолжала вещать:
– Через него никому не пролезть, не следует даже пытаться, узкая щель, в такую и собаке не выскочить.
– Встань на бачок, – обморочным голосом приказал Иван.
Я осеклась.
– Что?
– Влезь на сливную емкость. Живо!
Слегка испугавшись, я начала выполнять приказ и мгновенно увидела два симпатичных нежно-голубых мокасина, валявшихся за унитазом.
– Ой, тут обувь…
– Понятненько, – процедил Федосеев, – босиком ловчее орудовать. Ну, не тормози, действуй!
Сопя от напряжения, я вскарабкалась на бачок и поняла, что фрамуга не так уж и высоко, и она вовсе не щель. Во всяком случае, я, слегка ободрав бока, сумела бы вылезти наружу. Сразу вспомнилось, как выглядела Розалия – крохотная, тощенькая, бледная, словно обезжиренный кефир.
– Там улица, – ответил на собственный незаданный вопрос Иван, – а рядом метро.
– Надо скорей ловить беглянку! Она далеко босиком не уйдет! – закричала я.
– Сейчас лето, – напомнил Федосеев. – Впрочем, думаю, Розалия, на которой висят три убийства, и в январе без сапог бы по льду понеслась. Все. Это конец.
Следователь прислонился к стене. Дверь туалета скрипнула, я вздрогнула и живо спрыгнула с бачка.
– Ой, простите! – воскликнула полная тетка в ярком цветастом сарафане. – Тут для женщин или для мужчин?
– Здесь унисекс, – бойко ответила я и уволокла Ивана в кабинет.
Оказавшись на рабочем месте, Федосеев слегка взбодрился. Но только слегка.
– Мне крышка, – сказал он. – Выяснится, что мы с Сашкой придумали, и прощай, служба.
– Нет никакой необходимости докладывать о случившемся, – улыбнулась я. – Розалия просто удрала.
Неожиданно на лице Ивана появилась озорная улыбка.
– И как она это проделала?
– Да очень просто, – хмыкнула я. – Расскажешь правду: вышел из кабинета, а бабенка мигом сориентировалась.
Иван включил стоявший на краю стола чайник, потом неожиданно ткнул в него пальцем.
– У нас все подчинено инструкциям, распоряжениям и приказам. Например, держать в кабинете кипятильник я не имею права, только на мелкое нарушение внутреннего распорядка никто не обращает внимания. А побег Майковой… Давай не стану сейчас перечислять, на какие правила я наплевал, оставив Розалию в одиночестве. Самое малое, что мне вменят, – халатное отношение.
– Надо позвонить Дегтяреву, – засуетилась я. Федосеев глянул на часы:
– Сашка в самолете, летит в Екатеринбург.
– Ты уверен? Иван кивнул:
– Абсолютно. Он мне звякнул только что на мобильный. Думаю, почти в тот самый момент угодил, когда Розалия из фрамуги вылезала. Сказал: «Давай, Ванек, работай. Дарья ловкая, она непременно поможет, развяжет тетке язык. Появится ниточка, потянешь – и готово. Меня срочно в Екатеринбург послали, вернусь через пару дней, ты как раз успеешь дело оформить».
– Значит, у нас имеется время, – скривилась я. Федосеев мрачно посмотрел на стол и не ответил. Вдруг меня осенило.
– Стой! Насколько я поняла, срок содержания Розалии под стражей истекает?
– Да, сегодня вечером, – подтвердил Иван. – Поэтому я так торопился, думал, она тебе чего наболтает.
– Майкова знала, что ее выпустят? Хотя глупый вопрос, зачем ей тогда бежать.
– Ее никто не предупреждал, – кивнул Иван. – Я же чувствую, она виновна!