— А что обо мне? — удивился я.
— «А что!» — передразнил заяц. — Плохи делишки, я полагаю. Какого дьявола тебя понесло в этот кабак? Пострелять захотелось? По экстриму соскучился? А? Без тебя бы не справились эти могильщики… хм, из МИ-6?
— Ты сомневаешься в том, что они оттуда?
— Да нет. Не пойму только, зачем им соваться, притом так активно, во все это дерьмо. Бандитские войны не их стихия. А вот ведь взяли и выбрали самую зловонную кучу. И влезли в нее по самые уши. Им это надо?
— Не надо, — проблеял я.
— Вот именно. Не думаешь же ты, в самом деле, что они будут рвать свои задницы ради тебя и Ларисы? Нужны вы им, как мне телячья отбивная. Нет, Слава, здесь что-то не вяжется. У Мартина какие-то свои интересы в этой «игре». И в них они тебя посвящать не намерены.
— Не пойму, какие могут быть интересы?
— И я не пойму. — Заяц развел пушистыми лапками. — А то, конечно, сказал бы. — Он помолчал, выкусил, словно собака, из подмышки блоху и посетовал: — Вот, нахватался в Пномпене. Хорошо, хоть не триппер… Я пойду, Слава. Ага? А ты давай действуй поосторожнее. Вокруг тебя волки, а ты просто ягненок, зачем-то принятый в стаю. Того и гляди, порвут!
— Зубы коротки, — неуверенно пискнул я, и заяц хихикнул:
— Жди! «Зубы коротки»!.. Бывай, братишка. Успехов. — И растворился в тумане. Или это был дым? Или это был сон?
Сон… Я разомкнул веки и уставился на длинную яркую полосу, которую нарисовало на зеленых обоях солнце, пробравшись в комнату через щель в неплотно задвинутых портьерах. Потом перевел взгляд на часы — половина седьмого. Повернувшись ко мне спиной, негромко посапывала Алина. На кровати у нас в ногах валялся кверху розовым пузом Бакс, сумевший тайком просочиться в спальню. Я осторожно выбрался из-под одеяла и, стараясь не скрипнуть дверью, выскользнул в коридор. Прошел на кухню, быстро сварил себе кофе, соорудил три бутерброда с копченой грудинкой и, сложив все это на сервировочный столик, покатил его в кабинет. Там в одном из ящиков письменного стола я отыскал пачку писчей бумаги, в другом ящике — большую коллекцию одноразовых ручек и, выбрав одну из них, сел писать письмо своей бывшей жене. И своим дочкам.
Письмо-завещание.
Изредка отгрызая от бутербродов мизерные кусочки и запивая их стремительно остывающим кофе.
«Таня. Любимые мои Лара и Поля. Если сейчас вы это читаете, значит со мной не все ладно. В лучшем случае, я в тюрьме или в больнице. В худшем… Не будем об этом. Но, что бы там ни случилось и каким бы мерзким все ни казалось, примите это, как перст судьбы, указующий вам путь вперед. А обо мне можете просто забыть. Я не буду на вас за это в обиде…»
Я не желал ни в чем исповедоваться. И не стаи этого делать, напустив как можно больше тумана в неподражаемую по сумбурности изложения сказку о секретной спецслужбе, про которую я, даже мертвый, не могу никому ничего рассказывать. Чушь! Несусветная чепуха! Я чуть не расхохотался, перечитывая ее, подробно изложенную на двух листах. Убористым почерком.
Зато все остальное было уже серьезно. Очень серьезно! Настолько серьезно, что стоило семь миллионов фунтов!
В мельчайших подробностях я изложил, как, воспользовавшись программой «Клиент — Банк», подключиться к компьютеру «Саут-Шилдс Кэфедрал Банка» и перевести все сбережения Голоблада на аккредитив одного из оффшорных фондов Гибралтара. Самым тщательным образом я зарисовал в виде стрелочек, квадратиков и надписей в них весь алгоритм операции; раскрыл три пароля и пять своих приватных ключей; описал, как легализовать все деньги и не вызвать ненужного интереса у британских акцизных чиновников. Потом несколько раз я внимательно перечитал написанное, пытаясь найти какую-нибудь ошибку. Я даже специально поставил перед собой такую задачу. Но нет, слава Богу! Не вышло! Я изложил все точно — как в отчетах о запусках «Шаттла». Скрупулезно — как в древне славянских летописях. Доходчиво — как в «Азбуке» для дебилов. Попади моя схема в руки спившегося пастуха из Удмуртии, так даже он сумел бы вытащить из «Кэфедрал Банка» деньги. Гораздо сложнее ему было бы протрезветь и отыскать в Ижевске что-нибудь вроде Интернет-клуба.
«…И последнее, что очень прошу вас сделать. В квартире, которую я снимал, осталась собака. Таня помнит — это тот стаффордшир, которого я подобрал на Валерином огороде. Его зовут Бакс. Он послушный и добрый. И почти идеально воспитан. Но погибнет, если не заберете его к себе…»
Я записал адрес и объяснил, как отключить сигнализацию. А в качестве постскриптума разродился еще двумя строчками: «На кухне во встроенном шкафчике найдешь бумажный пакет из-под муки. В нем для вас упакован подарок — кое-какие деньжата на первое время». В пакете из-под муки лежало больше ста тысяч долларов из той посылки, что я получил через камеру хранения на Варшавском вокзале.
Я еще раз просмотрел послание, составленное на четырех листах. Вроде бы, все хорошо. Ничего не забыл. Правда, грешу ошибками в пунктуации, но это дело десятое. На это можно и наплевать.
Опять «наплевать»! Мой девиз, с которым я широко шагаю по жизни. Раскачиваясь, как пьяный, и спотыкаясь обо все камни и выбоины. Прямым курсом к крутому обрыву в бездонную пропасть…
Не испытывая особых надежд на успех, я поискал в кабинете конверт, но вместо него наткнулся на тюбик канцелярского клея и большой лист плотной бумаги. Я обернул им свое послание, заклеил все уголки и щелочки и, довольный собой, откинулся на высокую спинку кресла. Пакет с планом пути к Интернет-кладу лежал передо мной на столе. Через приоткрытые жалюзи кабинет заполнял яркий свет погожего июльского утра. Громко тикали у меня за спиной аляповатые кварцевые часы, слепленные на скорую руку в Малайзии или Китае. В соседней комнате сладко спала Алина. Где-то на другом конце города отходил от наркотиков и «Тизерцина» плененный нами Хаджи. Следственные бригады прокуратуры и ГУВД трудились в поте лица в ночном клубе на Ленинском.
Интересно, как скоро они на нас выйдут? Есть ли хотя бы один день в запасе? Что думает по этому поводу Мартин? А те, кто над Мартином? И вообще, что происходит?
Кучи вопросов… Нет, не кучи, а горы вопросов. Эвереста непоняток и нестыковок! Голова идет кругом от нехватки кислорода на их замерзших вершинах. От отсутствия информации для анализа — самого простого, ничтожнейшего анализа ситуации, в которую я угодил.
Как Акелла, лежащий у подножья Скалы Советов, я сейчас смело могу назвать себя «мертвым волком». Не сегодня-завтра меня прихватят менты, передадут по инстанции комитетчикам, и я, напичканный по уши «Омнопоном», начну сладко петь им про Алин и Мартинов, про явочные квартиры в Купчино и на Охте, про Луценко и Кезамаа… Элементарная арифметика: Перси-валь Голоблад плюс Ярослав Пивцов равняются мегабайтам секретнейшей информации. И я — о, проклятье! — ее носитель. СВИДЕТЕЛЬ! «Клоп»! А клопов кипятком шпарят! Из «Ингремов» и «Сикемпов». Сразу же. Без лишней тени сомнений. Имел честь убедиться в этом сегодняшней ночью. Так какого же черта я еще жив?!! Почему «мертвого волка» Акеллу еще не порвала стая? И кому нужны заморочки с освобождением моей дочери? Конечно, кроме меня. И, пожалуй, Алины.