D I G I T A L.
Ронин поправил сумку на плече. В сумке тихо клацнул металл.
Универмаг назывался тоже не по-русски — «Патерсон». Из двух чужеродных слов он выбрал то, что ближе и понятней. И свернул с тротуара во двор, густо заставленный спящими машинами.
На детской площадке кипела любовь: скрипели качели, сопели, гудели и громко охали, кто-то тонко повизгивал в беседке.
— Люди, а что там такое? — обратился Ронин к смутно видимым фигурам.
— Интернет-кафе, — после паузы ответил ломкий голос.
Непонятно почему остальные обитатели беседки развязано заржали. Больше всех старались девчонки.
Ронин подошел к ярко освещенному крыльцу. На двери, действительно, висела табличка — «Интернет и кофе». В окнах, за плотно закрытыми жалюзи плавали тени.
* * *
В крохотном баре тихо играла музыка и интимно светились бра на стенах. В том, что проектировалось как однокомнатная квартира, едва уместились стойка и три столика. Вдоль окна тянулся полукруглый диван. На нем с вытянутыми лицами и поблескивающими от выпитого глазами сидели три молодые мамаши, явно одиночки. Видимо, уложив детей спать, прибежали культурно скоротать вечерок и по-быстрому с кем-то познакомиться. Судя по тоске на лицах и количеству пустых стаканов, вечер на заладился. Знакомиться было не с кем. Единственный посетитель, кавказской наружности господин в адидасовском костюме, клевал носом за отдельным столиком.
Бармен был не в счет. Он, подперев кулаком щеку, уткнулся в телевизор. На экране игроки в красном гоняли по полю игроков в белом. Мяч летал между ними сам по себе.
Три пары женских глаз уставились на Ронина. Три подруги уже дошли до состояния хорового исполнения девичьей печальной: «Вот кто-то с го-о-рочки-и-и спустился-а-а!» А тут на деревню явился некто высокий, плечистый, с бобриком выбеленных волос да еще в защитно-штурмовом комбезе. Самая изможденная несложившейся личной жизнью мамка нервно икнула.
Ронин, чувствуя на спине и ягодицах покусывающие взгляды, прошел к стойке. Сел на высокий табурет, сумку положил на соседний.
Бармен оторвал взгляд от экрана.
— Какой счет? — поинтересовался Ронин.
— Лучше не спрашивай, — печально вздохнул бармен.
— Тогда наливай.
Бармен изобразил на сонном лице ожидание.
— Амстердам, — почти по слогам произнес Ронин.
Брови бармена поползли вверх.
— Амстердам?
Ронин, опустив веки, кивнул.
— Амстердам, — хрипло выкрикивает обладательница оранжевых волос.
Руки бармена ныряют под стойку, выставляют подставку с лабораторными колбами. Внутри них колышется изумрудная жидкость.
— Коктейль «Амстердам». Одна ошибка и тебя нет, — с милой улыбкой шутит бармен.
— Пошел ты, — роняет оранжевоволосая.
Указательный палец с черным хищно заостренным ноготком плывет над пробирками. Клюет крайнюю.
Динь-динь-динь.
— Ты хорошо подумала, Эш? — с притворным страхом спрашивает бармен.
Кивок оранжевой головы.
— Скажи волшебное слово, детка.
— Фак, — четко артикулирует Эш.
Бармен скалит зубы. Насыпает в колбу пригоршню ледяных алмазов. Вытаскивает из подставки, толчком придвигает к девушке.
— Счастливого пути в Амстердам, милая. Передай привет Ван-Гогу и всем нашим! — напутствует бармен.
Девушка хмыкает и тянется губами к краю наклоненной колбы. Изумрудная змейка вползает в приоткрытые губы.
Бармен расплывается в улыбке.
— Командир, я о таком только слышал.
— И что ты слышал? — безжизненным голосом спрашивает Ронин.
— Прикол такой. Подают двенадцать колб с ликером шартрез, водкой и тоником. В одной колбе растворяют таблетку экстази. Если угадал, тебя конкретно торкает. Ну и колбасишься по полной чисто на халяву. Если не угадал, выбирай еще. Но опять из двенадцати. Типа спортлото. Можешь, в принципе, все сразу бабахнуть.
— А в чем прикол?
Бармен еще шире расплывается в улыбке.
— После третьей колбы тебе так вставит по шарам, что уже никакого экстази не надо. Есть он там, нету, тебе уже, брат, все по барабану.
В дряблом животе бармена забулькал смех.
Ронин разлепил в улыбке резиновые губы.
— Тогда давай сто. Виски.
Он выложил на стойку пятисотрублевку.
Бармен удовлетворенно хмыкнул.
— Это по-нашему. Чистый спирт. Сорок градусов. Беспонтово и надежно.
Он потянулся к бутылкам. Оглянулся на Ронина. Тот кивнул, когда пальцы бармена коснулись темного штофа «Баллантайн». Бармен сделал понимающее лицо и чуть выпятил губы.
Ловко подхватил бутылку, скрутил пробку.
— Льда, воды, запивочки не надо, — без вопросительной интонации скороговоркой произнес он. Тонкой струйкой стал лить золотистую жидкость в стакан. — Я клиента вижу сразу. Глаз — алмаз. Только на пороге человек встанет, а я уже знаю — клиент. Пьет со вкусом и себя держит.
Он придвинул стакан к Ронину.
— Прошу.
Сбоку появилась худосочная мамашка. Сигарету она держала на отлете, по ее мнению, грациозно изломив локоть.
Мамашу шарахнуло об стойку. Ронин, не повернув головы, резко шлепнул ладонью по дрогнувшей сумке. Успел.
— Извините, мужчина, я ничего такого не хотела, — светским тоном пролепетала мамашка. — Арнольд, — обратилась она к бармену, — поставь Танюху Овсиенко.
Бармен сглотнул, похлопал глазами и спросил:
— Может, тебе еще Бабкину с хором Армии врубить?
На курином личике проступило оскорбленное выражение. Мимика осложнялась ранее выпитым.
— Я не поняла, Арнольд… Я что, фантиками здесь плачу? Я нормальными деньгами плачу. И хочу слушать нормальную музыку.
— Иди домой, Жанна, у тебя киндер пятый раз уже обоссался.
— Что ты сказал? — с неподражаемой интонацией работника прилавка протянула мамашка.
— Закругляемся, девочки! — громко объявил бармен. — Здесь бар, а не завалинка. Сюда люди приходят конкретно выпить, а не семечки лузгать.
— Я не поняла, мы мало заказали, ты хочешь сказать?
— Не, взяли нормально, но плохо пошло. Закругляемся, девочки, — отрезал бармен. — Или слушаем «Наутилус».
Он отвернулся к плейеру и вставил новый диск.
— Арнольд, какой же ты не чуткий, — с фирменным придыханием Ринаты Литвиновой произнесла мамашка.