Во всяком случае, на месте старой доцентши сама Марина так бы и поступила. Она даже не притронулась к этим кассетам после того первого и последнего раза, когда майор заставил ее досмотреть их до конца.
Но Збарская смотрела фильм молча, ни на что не реагируя. В комнате стояла тишина, только слышалось возмущенное пыхтение Инны Менделевны. Ее лицо было каменным, только ноздри раздувались, как у тигра перед прыжком, и черные усики топорщились над верхней губой.
– Понятно, – произнесла она мрачно, когда обе кассеты были просмотрены. – Все ясно. Теперь давайте посмотрим еще раз, только выборочно.
– Неужели не достаточно? – удивленно поинтересовался Вербин, молчавший до этого. – С души ведь воротит…
Но Инна Менделевна только искоса бросила на майора взгляд и отвернулась.
– Вы хотите иметь результат? – сказала она. – Или вы хотите возмущаться?
Мариночка, дайте мне пульт, я сама буду крутить эти фильмы и останавливать, где нужно.
Она осталась в комнате одна, потому что все сотрудники, включая Марину, вышли.
– Зловещая старуха, – усмехнулся капитан Лу-коморов. – Настоящая Баба Яга.
Чего она там хочет высмотреть?
– Наука, – смеясь, пояснил Виталик и, подняв кверху указательный палец, добавил иронически:
– Я еще с института помню, что такое наука. Это значит сто раз посмотреть одно и то же, а потом покачать головой и сказать, что здесь может быть несколько трактовок.
– Время теряем, – сокрушенно заметил лысый Иннокентий. – Марина вон семьдесят девять детишек выявила… С ними срочно надо начинать работать, раскручивать, а мы тут сидим, кино поганое смотрим.
– А как ты их раскручивать собираешься, детишек-то? – пробурчал Вербин, без перерыва куривший одну сигарету за другой, отчего его кабинет быстро заволокло отвратительно пахнущим дымом. – Будешь им пальцы дверями защемлять?
Или другое что придумаешь?
Все резко замолчали, а сам Иннокентий окаменел на стуле. Намек, вырвавшийся у Вербина, все сразу поняли: прежде Иннокентий служил в отделе по расследованию убийств, и там у него случился нервный срыв – во время допроса чуть было не убил арестованного, не желавшего сознаваться в совершенном преступлении. После той неприятности Иннокентия освидетельствовали в поликлинике и посоветовали перевести его на более легкую службу, где не нужно каждый день смотреть на изуродованные трупы и разговаривать с убийцами. Именно из-за этого Иннокентий и попал в «полицию нравов»… – Ты на мое душегубство намекаешь? – тихим, но угрожающим тоном спросил Иннокентий, не поднимая глаза на майора. – Так чтоб ты знал, и все прочие, я скажу… Никогда я никого не пытал и не бил. Не было этого. Просто нервы не выдерживают, когда с этой сволочью общаешься. Между прочим, здесь ничуть не лучше. Просто преступления другие, а негодяи точно такие же.
В кабинет заглянула Инна Менделевна.
– Я готова, – сказала она. – Все посмотрела, во всем убедилась. Дайте мне сигарету, а то мои кончились.
Вид у нее был вполне торжествующий, она была явно довольна собой.
– И скажите мне, – заявила Инна Менделевна, затягиваясь с видом полководца, выигравшего сражение, – внимательно ли вы все смотрели эти кассеты?
Внимательно? И вы тоже, Мариночка?
Доцентша обвела всех взглядом и ухмыльнулась так, что морщины на ее лице собрались в жесткие пучки вокруг глаз и около рта.
– И никто из вас ничего не заметил? И вы не заметили, Мариночка? Ну, соберитесь и скажите честно: вы действительно не заметили ничего удивительного или придуриваетесь?
Инна Менделевна любила театрализованные действа, Марина помнила это еще со студенческих лет. Збарская любила играть и «гнать картину» – в ней было нечто актерское.
Сейчас, внимательно послушав воцарившуюся в кабинете тишину, Инна Менделевна, весьма довольная собой, снова обвела взглядом недоуменные лица и сокрушенно покачала головой.
– Боже, – сказала она. – И эти люди называют себя сыщиками… А где же ваша внимательность? Где проницательность, о которой так много пишут в книжках?
Где она, спрашиваю я вас?
Она положила ногу на ногу и опять усмехнулась.
– Я расскажу вам анекдот, – сказала Збарская. – Он не очень про сыщиков, но вам подойдет. Так вот… В медицинском институте на практическом занятии в морге профессор подводит студентов к столу,на котором лежит полуразложившийся труп. И говорит: «Будущий медик должен быть не брезглив». И с этими словами засовывает в задний проход трупа палец, а затем облизывает его.
«Сейчас же сделайте все так же, как я, – говорит профессор и повторяет:
– Будущий медик должен быть не брезглив». А студенты ведь хотят стать медиками и не хотят портить отношений с профессором… Все они по очереди подошли и сделали то, что требовалось. И лишь после этого профессор назидательно сказал:
«Запомните, друзья и будущие коллеги! Медик должен быть не только не брезглив, но и наблюдателен! Я-то засунул один палец, а облизал совсем другой… А вы?»
Когда все смущенно рассмеялись и умолкли, не понимая, к чему клонит гостья, Збарская, усмехаясь, продолжила:
– Вот и я вас спрашиваю – а вы? А вы проявили наблюдательность? Нет, говорю я вам. Таки не проявили, а называетесь сыщиками, молодые люди. Сколько вы там насобирали в школах подозрительных детей, Мариночка?
– Семьдесят девять, – ответила Марина и протянула бумаги. – Вот список.
– Можете его выбросить, – заявила Збарская решительно. – Это негодный список. Никто из этих детей в фильмах не снимался.
– Почему? – не выдержал издевательств Вер-бин и даже встал со своего места. – Почему вы так думаете?
– Сядьте, – ничуть не испугалась Инна Менделевна. – Не надо вскакивать, я все объясню и без этого. По школам вы ходили впустую и списки составили тоже пустые. Бессмысленные. Потому что в списках у вас нормальные дети. Ну, скорее всего нормальные, раз учатся в обычных школах. Вы ведь ходили по обычным школам, да? Напрасно. Достаточно ведь было повнимательнее посмотреть эти ваши фильмы, и все стало бы ясно. Удивляюсь я на вас, Шерлоки Холмсы.
Оборвав себя на полуслове, Инна Менделевна, видимо, решила, что хватит уже издеваться.
– Дети на экране – глухонемые, – сказала она твердо. – Они ничего не слышат, им все показывают жестами. А кроме того, их реакции… Одним словом, искали вы не там.
Новость была ошеломляющей. Марина чуть не заплакала от обиды и злости на себя: ведь столько времени и сил потрачено впустую на хождение по школам! Ну, пусть другие сотрудники не обратили внимания на странные реакции детей, но ведь она-то педагог – могла бы заметить.
Как глупо!
Но уже в следующую минуту всеобщее смятение и растерянность сменились почти что радостью.