– Разве можно столько выпить? Что с вами будет?
Все дружно рассмеялись.
– Почему это с нами? – спросил Лукоморов. – И с вами будет то же самое. Мы разве не вместе собрались?
– Но я столько не пью, – возразила Марина, что снова вызвало общий смех.
– Никто столько не пьет, – заметил Виталик. – Да мы по чуть-чуть. По граммулечке. Что тут пить-то? Смешно.
– Конечно, что тут пить? – тут же согласился Иннокентий. – Подумаешь, выпивка… По бутылке на брата. Разве это выпивка? Не-ет, одно слово – «полиция нравов». Разве тут оттянешься культурно, как подобает?
– А где было культурно? – усмехнулся Вербин, вспомнив, как страшно напивался вместе с коллегами, когда служил в уголовном розыске. Каждое удачное задержание опасного преступника сопровождалось возлияниями – надо же отметить успех и заодно снять напряжение.
И это не шутки: как не выпить, если за час до этого ты вполне мог погибнуть? В тебя стреляли, тебя пытались достать ножом, об твою голову хотели разбить кирпич. Кого-то из твоих товарищей зацепило, кого-то увезли в больницу.
А дело сделано, и опасный преступник теперь обезврежен и сидит в камере. Ну, при такой жизни не захочешь, да выпьешь…
– Культурно было в «убойном» отделе, – принялся за свои воспоминания Иннокентий. – Вот, бывало, подпишет гад чистосердечное признание. Или, в крайнем случае, явку с повинной. А то бывало…
– Помоги банки открывать, – прервал его на полуслове суровый Лукоморов. – И накладывать тоже. И ты, Мариночка, принимайся, женской рукой чтобы…
Это было очень веселое застолье. Пожалуй, отметила про себя Марина, у нее в жизни никогда и не бывало такого. Убогое служебное помещение? Столы, накрытые белой бумагой? Старые тарелки и отсутствие ножей?
Да, конечно, но разве это главное?
Зато Иннокентий принес домашнее сало – с розовыми нежными прожилочками и абсолютно восхитительное на вкус. И он учил Марину, как надо закусывать за таким столом.
– Сначала берешь вот эту стопочку, – говорил он, всовывая Марине в руки граненый стакан. – Но не пьешь сразу, а готовишь себе закуску – это самое главное. Берем кусок хлеба, на него кладем вот этот кусок сала, а сверху – то, что притащил Петя: нарезанный маринованный сладкий перец, например. И грибки обязательно, но только это – отдельно. Вот сюда положим, на тарелочку с краю.
Так, теперь можно пить. Петя, твое здоровье, расти большой и красивый! Ну вот, до дна пить не обязательно, мы не гвардейские офицеры. А теперь закусываем быстро: сначала грибочком, чтоб он легко проскочил в горло, проклятый… Ага, хорошо. Холодненький, скользкий и пахнет лесом. У Пети всегда такие получаются.
А сейчас откусываем вот этот хлеб с салом и прочими маринадами. Ну как? Научил я тебя?
Иннокентий был очень доволен своей ролью наставника молодежи, но Марина заметила ревнивые взгляды, устремленные на них Вербиным и Виталиком, и потому слегка отстранилась.
Она ощущала теплоту почти семейного праздника – давно уж у нее подобного не бывало.
«А что тут странного? – вдруг подумала она. – Ведь с этими людьми я работаю вместе. Мы почти все время проводим рядом друг с другом. Разве это не семья, хотя бы отчасти?»
Лукоморов сидел гордый и довольный собой. Каждый год он приносит на свой день рождения домашние заготовки, и каждый год срывает аплодисменты. Никто лучше него не умеет все это делать! Вечером, когда вернется домой, в очередной раз расскажет жене о том, как угощал товарищей и как они были довольны.
– Только перца мы в огурцы в этом году многовато положили, – озабоченно скажет супруга, подперев голову рукой. – Не горчили огурцы-то?
– Да нет, все в норме, – солидно ответит Лукоморов. – Вербину особенно перцы сладкие понравились. Ну, те, что еще с прошлого года остались…» В этом-то году какие-то плохие были, я и брать не стал.
А потом они пойдут спать, и сон их будет счастливым, потому что жизнь, как калейдоскоп, состоит из самых разных частичек, но есть ведь в ней и хорошие – вот как эти, например…
В десятом часу вечера стали расходиться. Вербин пил наравне со всеми, но, как показалось Марине, совсем не пьянел, только в лице все сильнее проступала бледность и глаза с каждым стаканом становились все темнее.
Когда все вместе вышли и заперли дверь снаружи, Виталик взял Марину под руку и предложил проводить до дома. Она еще раньше, в середине вечера, заметила, как он стал все чаще и с большим интересом поглядывать на нее. Что поделаешь, спиртное часто возбуждает нескромные желания и необоснованные надежды.
– Знаешь, – заговорщицки сказал Виталик, беря Марину под локоть в темном дворе. – Ты очень красивая. Особенно сейчас, когда немножко выпила.
Его глаза блестели, и Марина рассмеялась в ответ.
– Ну да, – ответила она шутливо. – Не бывает некрасивых женщин, бывает мало водки. Это известно. А поскольку водки сегодня было достаточно, я и показалась тебе красивой. Не правда ли?
– Да нет, – обиженно принялся объяснять что-то Виталик, но подошедший сбоку Вербин тронул его за рукав.
– Виталик, – сказал он строго. – Тебя дома Жена ждет. Ведь правда? Давай двигай домой, и без приключений.
– Как будто тебя жена дома не ждет, – начал Хорохориться тот, но, увидев внезапно сощурившиеся глаза майора, осекся и отпустил локоть Марины.
– Меня – не ждет, – чуть слышно процедил Вербин и добавил совсем негромко:
– Марина, я провожу тебя?
Они шли по городу пешком. Вечер выдался не слишком холодным, по крайней мере без ледяного ветра, обычно дующего с реки. Вербин шагал рядом с Мариной, крепко держа ее под руку, как будто боялся, что она вдруг вырвется и убежит. А она, ощущая руку майора, слыша его шаги рядом и дыхание возле своего уха, внезапно подумала о том, как же давно она не ходила вот так по городу – под руку с мужчиной. Действительно очень давно.
За вечер Марина выпила очень мало, как ни старался заботливый Иннокентий подливать ей, но все равно с непривычки голова немного кружилась и во всем теле ощущалась какая-то непривычная легкость. Будто не было тяжелого дня, оживленного вечера…
На мгновение Марина вдруг представила себе, что идет не с начальником, провожающим ее с вечеринки, а с мужем или с возлюбленным. Они идут домой, где будут вместе.
«Какая чушь, ты просто пьяна, – сказала она себе строго. – Расслабилась, распустилась».
– Послушай, – вдруг сказала она Вербину, решившись. – А почему ты только что сказал, что жена тебя не ждет?
Эти слова резанули по ее сознанию, она их запомнила, как и тон, каким они были произнесены.
Спросила и тотчас сама смутилась: зачем полезла с бестактным вопросом?
Вербин оказался не склонным к откровенностям.