— Звездец тебе, — напророчил мне напоследок прапор, и я, осторожно выглядывая на улицу, подумала: «Дай Бог, чтобы ты оказался не прав. Хотя шансов не ошибиться у тебя хоть отбавляй».
Я быстро пересекла участок, освещенный тусклой лампочкой у входа в ментовку и сразу с размаху влетела в глубокую лужу. Чуть не упала, промочила ноги почти до колен и поплелась по узенькой темной улочке, даже примерно не представляя, куда я иду, и что меня ждет впереди; в какой стороне находится Сельхоз-улица, и когда за мной начнется погоня. Четко определив для себя лишь узенький список первоочередных задач: первая — постараться поскорее убраться из области; вторая — постараться найти телефон и отзвониться диспетчеру. А еще неплохо бы где-нибудь захватить машину. А еще неплохо бы чего-нибудь скушать. И поспать. Я на ногах уже сутки. И за эти сутки успела… О Господи, сколько же я успела! График, как у Хрущева в день начала Карибского кризиса.
Полчаса я в темноте бороздила ночные Пялицы, пока совершенно случайно не наткнулась на знакомый мне мостик через ручей — ориентир номер два на плане, который мне составлял Самохин-младший. Метрах в пятидесяти отсюда начинался Набережный тупик, а на нем стоял до боли знакомый мне дом с белым флюгером на железной крыше. К хозяевам этого дома у меня есть предъявы, которые не мешало бы им высказать.
Я призадумалась: зайти — не зайти? И все же решила не заморачиваться. Черт его знает, какой там меня ожидает прием. Поход в гости лучше отложить напотом, когда у меня за спиной будет парочка спецов из Организации — любителей втыкать иголки под ногти. А пока цыган Коцу и все его цыганское стадо пусть спят и набираются сил. Они им скоро понадобятся.
Я перешла мостик и пошла по направлению к Сельхоз-улице. Возможно, она единственная, где в этих проклятых Пялицах можно встретить машину. Или, на худой конец, мотоцикл. Правда, там можно наткнуться и на ментов, но в это мне почему-то верилось с огромным трудом. Какие к черту менты? Они все спят. Или «дежурят» на озере. Или валяются, скованные «браслетами», у себя в РУВД… Интересно, на меня уже началась облава?
Центральная улица оказалась освещена редкими фонарями, расставленными примерно через сто метров. Хорошо — достаточно светло для того, чтобы в темноте не переломать кости, и недостаточно светло для того, чтобы меня засекли менты прежде, чем я засеку их. Я перебралась по скрипучему мостику через канаву и пошла по асфальтированной дорожке вдоль разноцветных (в отличие от желтых домов) заборов в направлении выезда из поселка. Вслед мне сонно тявкнула одинокая собачонка, и кроме нее, похоже, больше никто не заметил моего появления здесь. Вокруг не было ни единой живой души, ни единой машины. Делать нечего, приходилось переться пешком. И вносить коррективы в первоначальные планы.
Я решила попробовать обойтись без машины и, уйдя в сторону от шоссе, пробираться к автотрассе Москва — Воронеж пешком. Через лес. По азимуту. По солнышку. Какие-то шестьдесят километров — ерунда! В тренировочном лагере в Таиланде за суточный марш-бросок через джунгли я преодолевала в полтора раза больше. Без провизии и без воды. В сорокоградусную жару, С полной боевой выкладкой по форме «тропики-диверсант»… Правда, тогда я чуть не отдала Господу душу. Хотя в том сволочном Таиланде я отдавала Господу, душу почти каждый день. И все же вернулась оттуда живой, пройдя за полгода отличную начальную подготовку по методике ускоренных тренировочных сборов, разработанной в ЦРУ. Так что прогулка через родной русский лес меня совсем не пугала. К тому же я была почти уверена в том, что по пути обязательно встречу какой-нибудь чудом оставшийся на плаву колхоз-совхоз с телефоном. Или, на худой конец, богатую ферму. Тоже с телефоном. А больше мне ничего и не нужно. Дозвонюсь до диспетчера и могу отдыхать.
Когда я выбралась за пределы поселка, на «Ориенте», конфискованном у Самохина-старшего, было четыре утра. Под утро сильно похолодало, и мои мокрые ноги превратились в бесчувственные ледышки. Впрочем, не только ноги. Я сама потихонечку превращалась в ледышку. Был бы сейчас не май, а июль или август, можно было бы без труда найти копну сена и пересидеть в ней до появления солнышка. Заодно, кстати, и выспаться. И с новыми силами продолжать играть в партизан. Но, увы, сколько не говори «халва», во рту от этого слаще не станет; а сколько не мечтай о маленькой копешке сена, она чудесным образом не объявится на пути. Вокруг, и справа, и слева, бескрайние пустые поля, позади ненавистные Пялипы, а впереди шестьдесят километров до трассы Москва — Воронеж. Шестьдесят километров до надежды выбраться из этого ада целой и невредимой.
Чтобы хоть немного согреться, я перешла на бег трусцой. Наплечная кобура с пистолетом неудобно болталась у меня под мышкой, пропитанные влагой кроссовки неприлично чавкали. Но задеревеневшее от холода тело снова стало послушным и гибким. А за спиной уже осталось три километровых столба. И на горизонте обозначились смутные очертания небольшой деревушки — домов в пятнадцать, не больше. Таких деревень за шестьдесят километров я встречу десятка два. Когда вчера вечером ехала здесь, конечно, спецом не считала, но, насколько мне помнится, их было немало. И в которой же из них есть почтовое отделение с телефоном?
В этот момент силуэты изб впереди выделились более четко на фоне возникшего за ними зарева от фар машины. Или мотоцикла? Нет, скорее машины. Треск мотоцикла я бы услышала. Но вокруг пока что стояла первозданная тишина… Итак, машина. Наконец-то! Не минуло и года!
Я достала из кобуры пистолет, проверила предохранитель. Машинке сейчас придется развернуться и возвращаться назад. А водителю продолжать путь пешком. Если только он не испугается рыжей ведьмы, голосующей на пустынной дороге, и не проедет мимо.
Нет, он не испугался и притормозил свою «Ниву», проскочив мимо меня метров на пятьдесят. Даже если бы я не голосовала, он все равно бы остановился. Такие не проезжают мимо одиноких девушек, гуляющих по обочине ночного шоссе. Правда, этого я еще не знала. Ничего, наивная, не предполагала плохого, когда подбежала к машине и собралась вышвыривать из-за руля водилу.
Он выбрался наружу сам. Откинул вперед спинку своего кресла и, ухмыльнувшись, произнес с чудовищным кавказским акцентом:
— Палызай.
На заднем сиденье радостно блестели карими глазками два его земляка. Еще один такой же жадно пялился на меня с переднего пассажирского кресла.
— Палызай. Ны бойся. Что ты, кырасывая? Палызай. — Водитель протянул ко мне пятерню и попробовал схватить меня за рукав. Но я уткнула ему в нос ПМ. Он обалдел.
— Это вы вылызайти. Кырасывые, — передразнила я и легонько шлепнула стволом пистолета по небритому подбородку. — Мне нужна тачка.
— Вах! — послышалось из кабины.
Я же быстренько уложила водителя на асфальт, — ноги шире — руки шире… если вы в своей квартире… Взвизгнула:
— Из машины!!! Живее!!! — И подумала, а не пальнуть ли для острастки в заднюю стойку. Так, чтобы «Нива» вздрогнула. Так, чтобы эти зарубежные гости почувствовали, что я не шучу. — Ну!!!
Они наконец вышли из столбняка. Зашевелились. И первым через пассажирскую дверцу вылез наружу тот, что сидел на переднем сиденье. Худой и высоченный, как колодезный журавль, он, что удивительно, не выказывал никакого страха. Наоборот, улыбался. И даже нахально спросил: