В тот самый момент, когда он всем своим видом продемонстрировал, что собирается заорать, я плотно впечатала ему в нос подошву кроссовки. Нос повернулся ровно на девяносто градусов и, пустив вниз струйку крови, прижался к скуле. Повторным ударом я проредила майору зубы и вышибла его из сознания. Он тяжело грохнулся на письменный стол и, опрокинув по пути стакан с карандашами, сполз на пол.
— Слышь, Егорша, — вдруг раздался от самой двери голос начальника РУВД. — Потише вы там. А то Анжела завтра тебе задаст. Слышь?..
Егорша не слышал. Он сейчас ничего не слышал. Он был в прострации. А вот я приготовилась к тому, что толстяк, не дождавшись ответа своего похотливого братца, сейчас поднимет тревогу. И уже собралась врываться к нему в кабинет и пытаться забить его ногами. При значительной доле везения…
— Черт с вами. Поаккуратнее, — послышалось из-за двери, и я облегченно вздохнула. Все же успею избавиться от наручников. — Не очень-то там ее. Оставь мне кусочек.
«Ах ты ж ментовская падла! — подумала я. — Значит, оставить кусочек? А я-то уж, наивная, думала, что ты, жиртрест, решил не уподобляться своему братцу, отказаться от сомнительных удовольствий. Ан нет, и этот, ущербный, туда же! Ну что же. Получишь ты сейчас свой кусочек. Вот подожди, только сниму „браслеты“».
Я села на корточки и, развернувшись спиной к лежащему на полу майору, с трудом нащупала его нагрудный карман и запустила туда ладошку. Как хорошо, что этот дурак показал мне, куда сунул ключ, и не надо обыскивать его целиком. Как хорошо, что он вообще не оставил ключ на столе в кабинете.
На то, чтобы попасть в замочную скважину и провернуть ключ, у меня ушло не меньше минуты. И я чуть не вывихнула себе запястья, прежде чем замок щелкнул, и я смогла освободить одну руку. Сразу следом за ней вторую. Так то оно получше. Теперь очередь подполковника. Который сидит в кабинете и терпеливо ждет свой законный «кусочек». Дождется сейчас.
Я тщательно обыскала майора, слабо надеясь наткнуться на пистолет. Или на деньги — они пригодятся мне очень скоро, когда побегу подальше от этих Богом проклятых Пялиц. Но ни ствола, ни денег я не нашла. Всевозможный хлам — на здоровье. Ментовскую корку — пожалуйста. Но ни денег, ни пистолета. Я с удовольствием разодрала напополам удостоверение и выкинула его в корзину для мусора. Потом прикинула, а не стоит ли сковать Егоршу «браслетами», но налицо были все признаки того, что он вышел из строя надолго, а наручники у меня одни. Пригодятся для толстого. За которого, кстати, уже давно пора приниматься. Он там заждался, в своем кабинетике.
У меня под ногами валялся маленький скукоженный огрызок Егоршиного богатства. Я где-то слышала, что если подобная ампутация происходит в Москве или в Питере, то там есть специальные бригады хирургов, которые шутя пришпандоривают оторванный инструмент на место. Интересно, а в Пялицах? Чего-то я сомневаюсь. Но вдруг… Обидно. Пришьют его, а я так старалась… И я от души прихлопнула пяткой маленький кровавый кусочек — ощущение, будто встала на тюбик с зубной пастой.
В дверь из кабинета тихонечко поскреблись, и до меня снова донесся голосок толстяка:
— Вы там не заснули?
Ему не терпелось! Ну что же… Я взяла с подоконника стеклянную литровую бутыль с водой для цветов и быстро подошла к двери. Резко распахнула ее и уткнулась взглядом в толстяка-подполковника. Он даже вздрогнул. Облизал губы и удивленно спросил:
— А что, «браслеты» Егорша снял?
— Ага, — ответила я и закатала Сергей Анатоличу бутылкой в лобешник.
Удивительно, но она не разбилась. Что нельзя сказать о голове подполковника. Лоб пересекла алая полоса, которая мгновенно налилась кровью. Несколькими струйками кровь устремилась вниз по лицу Самохина-старшего.
Его поросячьи глазки собрались в кучку. Его ноги подогнулись в коленках. И он медленно, словно нехотя, встал передо мной на карачки, удачно подставив мне коротко стриженный мясистый затылок. Очень удачно! Я как следует размахнулась и врезала по нему бутылкой с водой.
Второго удара она не выдержала и раметелась мелкими осколками по приемной. У меня в руках осталось лишь короткое горлышко. А в ногах остался лежать безжизненной тушей Сергей Анатольевич, дождавшийся, наконец, своего «кусочка».
Все! С первым этапом покончено. Теперь предстоит выбираться из здания РУВД. Через дежурку с двумя нетрезвыми прапорами и капитаном, вроде бы трезвым. У которых под рукой пистолеты. И автомат Калашникова… Стоит мне попытаться прорваться, как эта ребятки пристрелят меня без особых проблем. И без зазрения совести. А поэтому мне нужен ствол. Чтобы было, что им показать. Чтобы было из чего пострелять, если не сможем договориться.
Я отцепила с руки толстяка нарядные часики «Ориент», потом быстро обшарила его карманы. Пусто, если не считать связки ключей. Я с интересом перетасовала их. Словно четки. И сразу же выделила то, что могло быть мне интересным — три ключа: от кабинета, от сейфа и вроде бы от центрального замка письменного стола. Потом, подтащив поближе тяжко израненного майора, сковала между собой наручниками ноги обоих братьев и снова вошла в кабинет. На этот раз без конвоя. Как хозяйка. Как победительница.
На обыск стола и сейфа у меня ушло не больше пяти минут. Из стола я вытащила все ящики и вытряхнула их на пол. Бумаги… и снова бумаги… плесневелый бутерброд с колбасой… полбутылки болгарского бренди… коробок спичек и мятая пачка «Магны». Ничего интересного. Я Оставила себе только спички и сигареты. Зато в сейфе сразу наткнулась на пистолет Макарова. С наплечной кобурой. И с запасной обоймой. При виде такого богатства я даже присвистнула. Добыть бы еще немного деньжат. Но… увы! Ими даже не пахло. Такое впечатление, что Самохин-старший ниш, как церковная мышь. Не верю! Но денег все-таки не было.
Кроме «пээма» я обнаружила в сейфе протокол и рапорт о моем задержании, аккуратно соединенные скрепкой, маленькую видеокассету, пакет с героином — тот, что привезла сюда из Питера, — а также еще одну пару наручников и, ухмыльнувшись злорадно, не поленилась перековать еще не пришедших в сознание братьев. Первой парой «браслетов» соединила левую руку майора с правой ногой подполковника, второй парой — наоборот, подполковничью левую руку с правой ногой майора. Представила, как Самохины будут передвигаться, когда выйдут из комы (если выйдут из нее вообще), хихикнула и вернулась в кабинет. Распотрошив видеокассету, вытащила наружу пленку, обернула ее протоколом и рапортом и запалила из них небольшой костерок. Потом прикинула, а не стоит ли вообще поджечь все самохинские бумаги и папки, основательной грудой валявшиеся на красном паласе. Получится недурной пожар, который оставит местных ментов без штаба. И им станет совсем не до меня. А я тем временем спокойненько переберусь в соседнюю область, где достать меня будет уже не просто. Если, конечно, до этого удачно преодолею кордон в виде двух прапорщиков и капитана в дежурке.
От пожара я все-таки отказалась. Единственная причина — то, что в нем погибли бы два нетранспортабельных брата-демократа. А так далеко я заходить не хотела. Одно дело — оскопить зарвавшегося маньяка, другое дело — отправить на тот свет сразу двоих. И я ограничилась тем, что проковыряла в опечатанном пакете с наркотиком дырку и на прощание обильно удобрила кабинет, приемную и полудохлых Са-мохиных беленьким порошком. Может, от этого они скорее придут в себя.