– Так положено. Гарантия того, что ты действительно хочешь его видеть, а не от нечего делать. Так дашь три капли крови?
Эдю предложение не впечатлило. Он с детства терпеть не мог сдавать анализы.
– Как я тебе их дам-то? На зубок, как вампиру? – поинтересовался он.
– Зачем на зубок? Купим шприц одноразовый…
– Нет уж, – отказался Хаврон. – Не тянет меня!
– Тебе что, трех капель жалко? Доноры по стакану сдают, – сказал Грошиков.
Впрочем, настаивать он не стал. Взглянул на часы, хлопнул себя по лбу и заспешил.
– Извини, брат, я отчаливаю! У меня свидание! Клевая, я тебе скажу, девочка! Издали посмотришь – слюнки текут. Близко посмотришь – в обморок грохнешься.
Пока Эдя разбирался в этой запутанной характеристике, которую можно было растолковать и так и эдак, Грошиков подошел к дорогому джипу, припаркованному прямо на тротуаре, и с неосознанным собственничеством демонстрируя, что это его машина, небрежно похлопал ее по крыше.
– Мой рыдван! Ничего так – колесики пока крутятся.
– Ого! Отвертки нынче на подъеме? – оценил Эдя.
– Какие там отвертки? Я уж и забыл о них. Говорю тебе: три капли – и сразу переть начинает! Так что, согласен? Учти, это я тебе по старой дружбе! Не кому попало предлагаю!
– Я подумаю, – сказал Эдя.
Грошиков сел в джип и укатил, старательно нарушая все правила, которые можно было нарушить на коротком отрезке дороги. Эдя проводил его задумчивым взглядом. Судя по всему, дела у его знакомого шли неплохо.
– Вот тебе и гуру, – сказал Хаврон.
Люди, – решил я, – страдают потому, что лишены чего-то, что они считают благом, или потому, что, обладая им, боятся его лишиться, или потому, что терпят нечто, кажущееся им злом. Упраздните такое убеждение, и все страдания рассеются.
Анатоль Франс
Улита сидела в единственном кресле в квартире Эссиорха и, закинув ноги на стул, шевелила пальцами на ногах. Нетерпеливо сброшенные туфли валялись в разных углах комнаты. Эссиорх, недавно вернувшийся от скульптора Кареглазова, плескался в душе – смывал с себя смог и гипс.
Из кухни появился Корнелий. Он только что втянул в рот последнюю нить морской капусты, и теперь от него пахло йодом.
– Слушай! Выходи за меня замуж! – с ходу предложил Корнелий.
– За чего? – не расслышав, переспросила Улита.
– Замуж! – повторил Корнелий.
Улита порозовела. Всякой девушке лестно, когда ее зовут замуж. Даже если она ведьма. Увы, приходилось отказывать и разбивать сердце.
– Обойдешься! – ответила Улита.
Корнелий деловито кивнул. Дожевывая морскую капусту, он достал блокнот с пожарником и карандашом поставил минус. Улита заинтересовалась.
– Что ты делаешь?
– Ничего. Так, заметки для памяти, – уклончиво ответил Корнелий.
– Для памяти? – с обидой переспросила Улита. – Хочешь сказать, без блокнота ты забыл бы, что я тебе отказала?
Корнелий не стал это отрицать.
– Ну… э-э… день длинный, впечатлений много… – сказал он.
Улите его уклончивость не понравилась. Ничего себе день длинный, впечатлений много! Женщина за всю жизнь может ни разу не поинтересоваться, как звали дедушку ее дедушки и кто он был по профессии, может с легкостью забыть номер собственного сотового, но никогда не забудет человека, сделавшего ей предложение. Даже если она ему отказала.
Улита решительно отловила Корнелия в дальнем углу комнаты и на правах несостоявшейся жены отобрала у него блокнот.
– Двенадцать минусов и три плюса. Это еще что за фокусы? А ну отвечай! – потребовала она.
– Да так, просто материалы для будущей диссертации, – неохотно признался Корнелий. – Сегодня мне отказали двенадцать раз и три раза сказали «да»… Ну минусы ладно, переживу. А вот что делать с плюсами – проблема. Люди же ждут, наверное, каких-то дальнейших действий.
– Каких дальнейших?
– Ну не знаю… Кольца там и все такое. Я же страж света. Мне обманывать не положено. Снова, значит, выговор влепят.
В ванной перестала, наконец, плескать вода. Дверь открылась, и появился Эссиорх, похожий на статую языческого бога, из соображений нравственности обмотанную полотенцем с пальмами. На ногах у него звонко шлепали резиновые тапки. И полотенце, и резиновые тапки были подарком Улиты, поскольку Эссиорх так и не сумел отыскать неудачливых полотенец и неудачливых шлепок.
У Улиты, которая по дороге к Эссиорху съела только одну шоколадку, вспыхнуло слезливое желание пожалеть себя.
– Тетушка-природа мечтает усредниться и растерять все свои генетические успехи. Длинношерстные персидские кошки влюбляются в жутких котов с помойки. Баскетболистам нравятся коротконогие толстушки, а пухлым безусым блондинам суровые метательницы молота. Не потому ли я, такая чуткая, умная и совершенная, влюбилась в тупого мускулистого механика, эту бездумную подставку для мотошлема? – произнесла она с надрывом.
«Бездумная подставка для мотошлема» остановилась и с подозрением уставилась на Корнелия.
– Ты ее не кусал? – спросил Эссиорх.
– Не-а! – сказал Корнелий. – Она сама кого хочешь загрызет!
– А ты помолчи, женишок несостоявшийся! – парировала Улита.
Корнелий смущенно замолчал.
– О чем это она? – не включился Эссиорх.
– Да так, ни о чем, – быстро сказал Корнелий.
Он посмотрел на часы и, насвистывая, стал собираться на свидание с одним из плюсиков в блокноте. Флейту Корнелий спрятал в переброшенную через плечо компьютерную сумку. Там уже лежали несколько депеш Троила, которые Корнелий давно собирался доставить адресатам, но ему мешали роковые обстоятельства. Такие, например, как встреча в научных целях с очередной девчонкой или стрельба маголодиями по суккубам.
– Слушай, это же срочные депеши! – попытался как-то образумить его Эссиорх, показывая на штампы на конвертах.
– Ага, как бы не так! Уж я-то знаю! Когда действительно срочно – эти хитрованы со мной не связываются, а посылают кого-нибудь другого! – огрызнулся Корнелий.