Том надеялся, что Джонатан все уладит с Си-моной. Но проблема оставалась та же: как на них вышла мафия и нет ли связи между мафией и двумя немецкими врачами?
Эта неразрешимая проблема начала убаюкивать Тома. А Ривз? Что с Ривзом в Асконе? Ох уж этот Ривз. Где-то в глубине души Том испытывал к нему симпатию. Время от времени Ривз совершал необдуманные, безумные поступки, но у него все-таки есть сердце.
* * *
Симона сидела возле кровати, на которой под капельницей лежал Джонатан. Как обычно, он старался не смотреть на банку с кровью. Вид у Симоны был суровый. Она переговорила с сестрой, отойдя подальше, чтобы Джонатан их не слышал. Джонатан полагал, что теперь его состояние не внушает серьезных опасений (даже если Симона и слышала что-то), иначе она была бы с ним полюбезнее и больше бы за него волновалась. Джонатан полулежал, обложенный подушками, прикрытый до пояса белым одеялом, чтобы не было холодно.
– Ты в его пижаме? – с удивлением произнесла Симона.
– Дорогая, мне ведь нужно было что-то надеть, чтобы лечь спать. Когда мы вернулись, было около шести…
Джонатан умолк. Им овладела безысходность, он устал. Симона сказала, что Том заходил к ним домой и сообщил, где он находится. Реакцией Симоны на это был гнев. Джонатан никогда не видел ее такой суровой. Она ненавидела Тома так, как если бы тот был Ландрю или Свенгали [125] .
– А где Джордж? – спросил Джонатан.
– Я позвонила Жерару. Они с Ивонн зайдут к нам в половине одиннадцатого. Джордж им откроет.
Они дождутся Симону, подумал Джонатан, потом все вместе поедут в Немур на воскресный обед.
– Меня здесь продержат часов до трех, – заметил Джонатан. – Еще будут брать анализы.
Он знал, что ей это известно. Возможно, возьмут еще один анализ костного мозга, на что уйдет десять-пятнадцать минут, но есть еще и анализ мочи, и пальпирование селезенки. Джонатан чувствовал себя все еще плохо, а главное, не знал, чего ожидать. Суровость Симоны еще больше его обескураживала.
– Не могу понять, не могу, – сказала Симона. – Джон, почему ты встречаешься с этим чудовищем?
Не такое уж Том и чудовище. Но как ей объяснить? Джонатан попытался сделать это еще раз.
– Понимаешь, прошлой ночью… эти люди – они убийцы. У них были пистолеты, удавки. Тu comprends [126] , удавки?! Они явились к Тому в дом.
– А ты-то зачем там был?
Что толку теперь говорить о картинах, которые Том будто бы хотел вставить в рамы. Он не собирался помогать Тому убивать людей, избавляться от трупов, он только хотел помочь ему вставить картины в рамы. А что за услугу Том Рипли оказал, чтобы Джонатан так ему помогал? Джонатан закрыл глаза, собираясь с силами, пытаясь что-нибудь придумать.
– Мадам… – это прозвучал голос сестры. Джонатан слышал, как сестра говорила Симоне, чтобы та не утомляла мужа.
– Обещаю, Симона, я все тебе объясню. Симона уже поднялась.
– Думаю, ты не сможешь объяснить. Скорее всего, ты побоишься. Этот человек заманил тебя в ловушку, но почему? Из-за денег. Он платит тебе. Но за что? Ты хочешь, чтобы я и тебя считала преступником? Как это чудовище?
Сестра ушла. Она не слышала их разговора. Джонатан, прикрыв глаза, смотрел на Симону. В эту минуту он, в своем отчаянии, не мог ей возражать. Он был сломлен. Возможно, когда-нибудь он и докажет ей, что на свете существует не только черное и белое, как она считает. Но сейчас Джонатан испытывал страх, предвестие неудачи, смерти.
А Симона между тем уходила, высказав все, что думает, и оставив за собой последнее слово. В дверях она остановилась и послала ему воздушный поцелуй, но сделала это машинально – так, не задумываясь, преклоняют колена в церкви в нужный момент. Она ушла. Начинавшийся день грозил обернуться дурным сном. В больнице могут принять решение оставить его на ночь. Джонатан закрыл глаза и помотал головой из стороны в сторону.
К часу дня с анализами было почти покончено.
– Вы испытали какое-то напряжение, не так ли, мсье? – спросил его молодой врач. – Переутомились? – Он вдруг рассмеялся. – Переезжаете? Или слишком много работали в саду?
Джонатан вежливо улыбнулся. Он чувствовал себя немного лучше. Неожиданно он рассмеялся, но не над тем, что сказал врач. А что, если утренний упадок сил – начало конца. Джонатан был доволен собой, потому что справился с ним, не теряя головы. Может, он так же будет вести себя и в тот день, когда все случится в последний раз. Для заключительной процедуры – пальпирования селезенки – он направился по коридору в другой кабинет.
– Мсье Треванни? С вами хотят поговорить по телефону, – остановила его сестра. – Раз уж вы рядом…
Она показала ему на стоявший на столе телефонный аппарат со снятой трубкой. Джонатан был уверен, что звонит Том.
– Алло?
– Привет, Джонатан. Это Том. Как дела?.. Должно быть, неплохо, если вы уже ходите… Вот и отлично.
Судя по голосу, Том и вправду был доволен.
– Симона была у меня. Спасибо, – сказал Джонатан. – Но она…
Хотя они и разговаривали по-английски, Джонатан с трудом подбирал слова.
– Я понимаю, вам пришлось нелегко. Фраза банальная, а между тем Том почувствовал в голосе Джонатана тревогу.
– Сегодня утром я сделал все от себя зависящее, но хотите… я попробую еще раз с ней поговорить?
Джонатан облизнул губы.
– Не знаю. Дело, конечно, не в том, что она… Он хотел сказать «угрожала», например, забрать Джорджа и оставить его.
– Не знаю, что вы можете сделать. Она настолько…
Том понял.
– Может, попробовать? Хорошо, я так и сделаю. Не унывайте, Джонатан! Вы сегодня поедете домой?
– Не уверен. Но возможно, поеду. Кстати, Симона обедает сегодня с родными в Немуре.
* * *
Том обещал до пяти часов вечера не пытаться с ней встретиться. Если Джонатан к тому времени будет дома, то это даже к лучшему.
Тому казалось несколько неудобным, что у Симоны нет телефона. С другой стороны, будь у нее телефон, она, вероятно, ответила бы решительным «нет» на его предложение зайти к ней. Поскольку в его саду еще ничего приличного не выросло, он купил цветы возле замка в Фонтенбло – неестественно желтые георгины. Том позвонил в дверь дома Треванни в 17.20.
Послышались шаги, потом голос Симоны:
– Quiest-ce? [127]