Райдел улыбнулся и зашагал дальше. Честер наверняка позаботился о том, чтобы Колетта убрала из сумочки все бумаги, удостоверяющие ее личность. Впрочем, она, будучи весьма практичной, могла это сделать и сама. Интересно, подумал Райдел, понимает ли Честер, что если он остановится в гостинице и зарегистрируется под именем Уильяма Чемберлена, то не пройдет и нескольких часов, как полиция постучится к нему в номер. Он должен сознавать это, даже если был не в курсе сообщений о расследовании. Для этого большого ума не надо. В Афинах выходит утренняя газета «Дейли пост» на английском языке. Наверняка Честер уже купил ее.
Улица, на которой жил Нико, была с односторонним движением. Разрытая для прокладки труб, она так и осталась незаасфальтированной. На углу по-прежнему стоял уличный торговец с тележкой, полной дешевой обуви. Неподалеку расположилась овощная лавка, лоток которой был сложен из деревянных ящиков. Райдел остановился возле двери с выцветшей табличкой, на которой едва различался номер 51, и постучался. За дверью тянулся длинный цементный коридор, который вел в каморку Нико и Анны. Райделу пришлось постучать дважды, прежде чем за дверью послышались торопливые шаги.
— Кто там?
— Здравствуй, Анна. Это я, Райдел.
Лязгнул засов. Анна стояла на пороге, улыбаясь ему. Светлоглазая, розовощекая, невысокого роста, ширококостная. Золотистые с проседью волосы были заплетены в косу и уложены на затылке, совсем как у античных статуй, но черты лица были далеки от классических: широкий нос и маленький подбородок. Зато глаза очень живые и добрые. Анна была хотя и простовата, но не глупа.
Она провела Райдела по цементному коридору в свою комнату, служившую одновременно гостиной, кухней и спальней. Занавеска отделяла небольшой закуток, где стояла кровать Нико и Анны. Детей у них не было. Нико объяснял это бесплодием Анны и использовал как оправдание возможности встречаться иногда с другими женщинами, заявляя, что, если какая-либо из них забеременеет, он с радостью позаботится о ребенке. Райдел чувствовал, что это была ложь. Он согласился на предложение Анны выпить чашку чая и глоток бренди, бутылка которого всегда стояла на кухонной полке возле плиты. В комнате пахло луком и цыпленком. На плите на медленном огне кипел большой черный горшок.
После двух-трех минут обмена шутками лицо Анны вдруг стало серьезным, и она спросила шепотом:
— Ты что-нибудь знаешь о том, что случилось на Крите? Господи! В Кносском дворце убили какую-то американку.
— Знаю ли я об этом? Пожалуй, что да, — ответил Райдел.
Он рассказал Анне обо всем, что случилось, по возможности коротко и ясно, то и дело останавливаясь, потому что она от удивления открывала рот, тихо ахала, крестилась или всплескивала руками. Когда же Райдел рассказал о том, как его допрашивала полиция в Пирее час назад, Анна кинулась к нему и схватила за плечи своими маленькими сильными руками, как бы уверяя себя и Райдела, что он не призрак.
— Думаю, меня спасли три часа, — добавил Райдел.
— Что ты имеешь в виду?
— Вероятно, через пару часов полиции будет известно мое имя. Она могла бы узнать его этим утром, если бы действовала порасторопнее. Мне повезло, вот и все.
— Но кто сообщит полиции твое имя? Чемберлен?
В ее голосе по-прежнему слышалось волнение.
— Нет. Он побоится доносить на меня… Он слишком напуган. Полиция выяснит мое имя в гостиницах, где я останавливался с Макфарландами.
Анна кивнула. Главное, как ему показалось, она поняла. Поняла, что Чемберлен ненавидит Райдела за то, что у того завязался роман с его женой. Это был незамысловатый и вполне убедительный мотив для Честера. Кроме того, Анна знала об убийстве греческого агента Георга Папанополоса. Правда, с того времени прошло уже несколько дней и к тому же это был всего лишь незнакомый полицейский. Скорее всего, подумал Райдел, Анне лучше запомнилось то, что случившееся позволило ее мужу заработать тысячу американских долларов. Райдел оглядел комнату в поисках признаков процветания и заметил новое покрывало с аляповатым рисунком, имитировавшим ориентальный стиль, кричаще яркой расцветки, отчего казалось вытканным только вчера. На столе, за которым обедали Нико и Анна, стоял новый радиоприемник, из которого доносилась тихая музыка.
— Хороший радиоприемник, — похвалил Райдел.
Это была громоздкая деревянная коробка с блестящими медными ручками. Звуки лились из круглого отверстия, задрапированного темно-красной тканью.
Анна, не сказав ни слова, включила радио на максимальную громкость и повернулась к Райделу, ожидая комплиментов.
— Здорово! Замечательно! Сделай тише.
Анна убавила звук.
— Мы можем ловить Англию! Представляешь?! Англию! Это Англия. — Она показала на приемник, снова игравший тихо.
— Правда?
Райдел подумал о том, что Анна теперь слушает подряд все программы Би-би-си, включая радиопьесы и поэтические чтения, хотя понимала лишь отдельные слова. Анна боготворила все английское, при том что никогда не была в Англии, а старания овладеть языком расширили ее словарь лишь до десяти-двенадцати слов. Он пожалел, что забыл купить Анне пару пачек «Плейера». Надо будет сделать это в следующий раз. Хотя Анна не была курильщицей, но ей нравились английские сигареты, именно потому, что они английские, и нравилось выкурить сигарету после еды.
Анна налила ему еще бренди. Райдел посмотрел на часы. Было одиннадцать тридцать семь. Он кашлянул.
— Анна, я уже разговаривал с Нико. Думаю, мне лучше остаться у вас на пару дней. Во всяком случае, переночевать сегодня. А завтра будет видно.
— Конечно оставайся. Ты ведь знаешь, Райдел, тебе здесь всегда рады. Вот тахта. — Она показала на прогнувшуюся тахту возле кухонного уголка.
Райдел никогда еще не оставался у них на ночь, хотя Нико и Анна приглашали его «остаться на недельку» главным образом потому, что считали, будто с него слишком много берут в гостинице «Мельхиор кондилис».
— Ты позвонишь Женевьеве? — спросила Анна, и в глазах ее вспыхнул озорной огонек.
Женевьева. Райдел устало улыбнулся. Она была дочерью археолога из французской школы археологии в Афинах. Ей было двадцать четыре года, и она закончила отделение антропологии. Однажды, гуляя после ужина, Райдел предложил ей зайти в гости к Нико и Анне. Он и Женевьева тогда встречались. Анна воображала, будто между ними был страстный роман, который должен непременно закончиться свадьбой. Женевьева питала к нему симпатию. Но любила ли она его по-настоящему? Скорее всего, нет. Женевьева была самой красивой девушкой из всех, кого он встретил в Афинах. Они целовались несколько раз, а однажды обнимались минут пятнадцать на софе у нее дома, пока не было родителей. Райдел собирался предложить ей выйти за него замуж и уехать с ним в Штаты (впрочем, он мог поискать работу в Париже в качестве юридического консультанта в какой-нибудь американской фирме), но колебался. Что-то подсказывало ему, что Женевьева совсем не тот идеал, который он ищет, что лучше подождать. И теперь, после Колетты, он окончательно уверился в этом. Женевьева вдруг показалась ему далекой, чужой. Не более чем приключением, за которое он испытывал стыд и вину. Конечно, он не мог уехать из Афин, не повидав Женевьеву, не попрощавшись с ней.