Он надавил на педаль, и «жигулёнок» лихо сорвался с места…
«Нечего время терять, скорее домой, – подгонял он себя. – Надо ещё в магазин заскочить…»
Сегодня он ждал Женю. Она обещала приехать к восьми, так что в запасе у Сергея оставался час.
Но когда он готов был уже переступить порог своей квартиры, соседняя дверь распахнулась и оттуда ударила шумная волна голосов и музыки.
– Ой, Серёжа! Здравствуйте!
Он увидел соседку. Вытирая руки о фартук, та пыталась сдуть упавшую на лицо прядь седых волос. Анастасии Никитичне было лишь сорок пять лет, выглядела она очень молодо, но когда месяц назад узнала о тяжёлом ранении сына, поседела за одну ночь.
– Добрый вечер, Анастасия Никитична.
– Серёжа, как хорошо, что увидела вас. У меня Ни-китка вернулся! Пойдёмте к нам, пойдёмте. У нас гости собрались…
– Спасибо, Анастасия Никитична. Я очень рад за вас, большое спасибо, только я устал очень… – Он выразительно приложил руку к груди. – Да и ко мне сейчас приедут…
– На минуточку… Я так счастлива… Давайте, пожалуйста… Радость-то какая! Хотите, сюда рюмочку вынесу…
– Ну что вы! Что вы! Ни к чему такое. Я зайду к вам, но только на минуточку…
Он поставил пакет с продуктами на пол и снова запер дверь.
– Знаете, какое это счастье… – Соседка вдруг заплакала. – Хоть он и с покалеченной ногой, зато живой…
Официально власти России не признавали, что в Чечне велась война, но все знали, что в этой северокавказской республике горели танки, рвались авиационные бомбы, гибли люди. Телевидение, будто наслаждаясь видом настоящего горя, в подробностях показывало, как умирали солдаты, как истязали пленных, как разрушались города и сёла. Чечня, как и все другие республики, избрала своего президента, но Джохар Дудаев не смог дать чеченскому народу ничего. При Дудаеве Чечня провалилась в удушающий мрак средневековья. По всей республике рыскали вооружённые отряды бандитов, всюду похищали людей и торговали ими, открыто существовало рабство, набирал силу религиозный фанатизм. Ельцин долго заигрывал с Дудаевым, но в конце концов ввёл в Чечню войска…
– Хоть и покалеченный, но живой, – повторила Анастасия Никитична, прижимая руки к груди.
За её спиной появился лохматый парень. Она смахнула слёзы и спросила:
– Вовка, а ты чего тут один?
– Так… постоять захотелось… Наедине с собой…
– Хватит уединяться. Иди ко всем… Ишь хмурый какой. Никогда не улыбнётся… Сегодня у нас праздник, все должны радоваться…
В комнате густо плавал сигаретный дым.
Во главе стола, облепленного молодыми людьми, сидел Никита. На его совсем ещё юном лице лежала печать холодной злобы, выразительно играли желваки. Возле Никиты сидела, прильнув к его плечу, девушка, в которой Тро-шин сразу узнал Ларису, ту самую уличную проститутку, с которой разговорился на днях возле табачного киоска.
– Наша авиация перепахала бомбами весь Грозный, – рассказывал Никита, часто моргая и подёргивая щекой, – а над Старопромысловским районом ни разу не прошла. Вот суки!.. Соображаешь?.. И нам запретили там тяжёлую технику применять. А всё потому, что там чей-то нефтеперегонный завод. И принадлежит этот заводик тому, кто может даже на министра обороны гаркнуть: «Цыц, падла! Моё, мол, добро не трогать!..»
Трошин остановился в дверях, но Анастасия Никитична подхватила его под локоть и потянула к столу.
– Проходите, Серёжа, проходите.
Трошин придвинулся к её уху и шёпотом спросил, указывая глазами на Ларису:
– А вон та барышня кто?
– Ларисонька? Они с Никитой со школы дружат. Трудно ей, дома мать больная да отчим каждый день пьяный…
– Мне кажется, я видел её как-то раз.
– Так она тут за углом живёт.
– Сволота поганая! – воскликнул чей-то пьяный голос. – И они хотят, чтобы мы там костьми легли…
– Обычные бандитские разборки, просто покруче, – жёстко произнёс Никита. – Один пахан «кинул» другого, тот взъерепенился и послал свою «братву» разбираться, благо есть кого послать – целая армия под рукой… А тот, чеченский пахан, сразу о независимости завизжал. И понеслось… А народ как стадо… Му-му…
Анастасия Никитична посмотрела на Трошина и сказала:
– Целый день сидят, никак не наговорятся.
– Они ещё долго не наговорятся. Это всю жизнь болеть будет. Потом ещё ребята вернутся, ещё… Долгое возвращение, долгая память. Новое военное поколение…
– Господи, помилуй! – Она протиснулась к столу. – Никита, посмотри, вот Сергей зашёл поздравить тебя с возвращением.
– Спасибо. – Молодой человек холодно взглянул на Трошина. – Выпьете с нами?
– Мальчики, налейте, – засуетилась хозяйка.
Дзынькнула бутылка о край стакана, булькнула водка. Лариса подняла глаза на Трошина, но не узнала его и, пьяно-ласково улыбаясь, смотрела сквозь него. За столом наступила какая-то напряжённая тишина.
– Сволочи… – едва слышно проворчал всё тот же пьяный голос из дальнего угла.
– Вот, Серёжа, выпейте…
Трошин поднёс стакан ко рту и сказал:
– Давайте за всех, кто ещё там. И пусть им посчастливится.
Все дружно загудели. Трошин залпом влил в себя содержимое стакана и медленно выдохнул.
«Чёрт, теперь разить от меня будет… У меня ведь Женька…»
Кто-то подёргал его за рукав, предлагая присесть. На диване стали тесниться.
– Спасибо, не нужно, – остановил их Сергей. – Я буквально на минутку… Анастасия Никитична, поздравляю с возвращением сына, но, вы уж извините, я всё-таки пойду.
– Может, ещё…
– Честное слово, я пойду. Устал сегодня. Да и у ребят тут своя компания.
– Ну… Что ж… Спасибо, что заглянули, Серёжа. Уважили… Спасибо… – Соседка опять начала плакать. – Не обращайте внимания, Серёжа… Я теперь так рада, что никак не могу совладать с собой…
Трошин поспешно вышел из комнаты. Позади возобновился прерванный разговор.
– Они, наверное, думают, что народ не понимает, что происходит? Подонки… Все эти Чубайсы, Грачёвы, Березовские… Стрелять таких надо…
– А Ельцин твой, что ли, лучше? Продался с потрохами. Срать он на нас хотел с кремлёвской стены…
Одинокий парень всё еще стоял на лестничной клетке, погружённый в свои мысли, и задумчиво смотрел в потолок. Трошин звякнул связкой ключей и отпер дверь. Подобрав оставленный на полу пакет с продуктами, он поспешил на кухню, на ходу сбрасывая куртку и поглядывая на часы.
«Ничего приготовить не успею. И шампанское не охладится…»
Утро выдалось ясное.