– Шайтан… – прошептал Тимур. – Жаль вторую пулю тратить на тебя, но ведь сейчас ракеты затухнут, потеряю…
И он выстрелил ещё раз. Алексей опрокинулся…
– Хорошо…
Тимур опустил винтовку.
«Пора уходить… Самое время убраться отсюда… Надо найти Салмана…»
Тамаев выполз из своего укрытия и уже в опустившейся темноте побежал, чуть пригнувшись, вдоль поваленного забора. По стене дома вжикнули пули, шумно посыпалась штукатурка, зазвенело стекло. Тимур перебросил винтовку в другую руку и бросил быстрый взгляд в непроглядную тьму заснеженной равнины. Вдали мелькали вспышки выстрелов, тарахтели автоматы и пулемёты. Но шум дыхания и шагов казался Тимуру гораздо громче звуков нескончаемой перестрелки.
Он почти добежал до поворота, когда по телу несколько раз ударило сзади – сначала в плечо, потом в бок, а затем в ногу. Тимур упал лицом вниз и выронил оружие.
Он хотел дотянуться до винтовки, но не смог шевельнуть даже пальцами.
«Что это? Неужто конец? Вот такой нелепый?.. Не может быть… Это же в спину… Так нельзя… Мне так нельзя… Я должен быть лицом к ним… Обязательно лицом…»
Он стал задыхаться, чувствуя, как воздух в его груди стремительно закипал и делался раскалённым.
«Как тошно… Как плохо…»
В голове происходило что-то необъяснимое: неясные сияющие тени возникали и тут же уносились прочь, увлекая за собой что-то очень важное, что-то такое, лишаясь чего Тимур испытывал жгучую боль. Сквозь эти мелькающие тени проглядывали какие-то ужасающие глаза, хотя Тимур не мог бы с уверенностью сказать, что эти глаза были видимыми. Нет, он просто чувствовал их взгляд, их присутствие, их властность.
«Не могу… Не желаю…»
Он мелко затрясся, из горла хлынула горячая кровь.
«Всё… Теперь всё…»
– Коля, – позвала Рита сидевшего на месте водителя Николая, – как вы думаете, у Григория Модестовича сегодня хорошее настроение? Получится у нас с ним разговор?
Секретарь Машковского подхватил её и Вадима Игнатьева в центре.
– Хотите честно? – ответил Николай. – Вряд ли его заинтересует ваш журнал. Поэтому моё мнение такое: будет лучше, если разговор возьмёте на себя вы, Маргарита.
Ведь хозяин к вам неравнодушен.
– Да ладно, – отмахнулась Рита.
– Будто вы сами не знаете… Ой, ёлки-палки! – воскликнул Николай.
– Что случилось?
– Забыл! – Он надавил на тормоз. – Какой-то день сегодня нескладный… Я остановлюсь ненадолго.
– Что-то серьёзное? – спросил Вадим.
– Цветы забыл купить, – пояснил Николай. – Григорий Модестович мне голову оторвёт, если Маргарита приедет без букета.
– Мне цветы? – Она замахала руками. – Не нужно, Коля, правда не нужно.
– Старик не прощает забывчивости, – отрезал секретарь. – Я быстро.
Он хлопнул дверью и бегом скрылся в магазине.
– Я воспользуюсь остановкой, покурю, – сказал Игнатьев.
– Тогда и я с вами выйду, – решила Рита. – Постоим на воздухе, поболтаем, а то я нервничаю…
Вадим щёлкнул зажигалкой и негромко ещё раз повторил легенду, которую они с Ритой обговаривали с самого утра: они работают в одном институте, Игнатьев мечтает выпускать свой этнографический журнал, но денег нет, поэтому Рита решила замолвить словечко перед Машковским. Стоя близко друг к другу, они не заметили, как воинственной походкой к ним подошла Инга.
Меньше всего Вадим ожидал в ту минуту увидеть свою жену.
– Вот теперь всё расставлено по своим местам, – прошипела Инга и, взвизгнув, принялась хлестать Маргариту по щекам. – Ах ты сучка! Ах ты мочалка вонючая! Я тебе покажу, как за чужими мужьями увиваться! Проститутка!
Схватив жену за плечи, Вадим отшвырнул её в сторону, и обезумевшая от ревности женщина растянулась на заснеженном тротуаре.
– Инга! Ты что?! – Он склонился над женой, с трудом сдерживая себя, чтобы не ударить её. – Заткнись, дура! Взбесилась, что ли? Шевельнёшься – удушу на месте! Пошла отсюда немедленно!
– Всё-таки ты со шлюхами, – зарыдала Инга, кусая губы, – всё-таки ты… Я была права… – И она по-звериному взвыла.
Появившийся из цветочного магазина Николай остановился, озадаченный представшим его взору зрелищем. Вадим пытался поднять Ингу на ноги, но колени у женщины подкашивались и она отказывалась уходить.
– Убирайся, – Игнатьев грубо отволок жену за ворот шубки подальше от автомобиля. – И только попробуй ещё пикнуть, дура!
– Что случилось? – подбежал Николай к заплаканной Рите.
– Всё! – вернулся Вадим. – Это конец! Вот стерва…
– Что произошло? – недоумевал секретарь Машков-ского.
– Примите мои извинения, Марго. – Игнатьев смущённо развёл руками. – Мне очень… Стыдно признаться, но это была моя жена. Не знаю, что и делать…
– Она нездорова? – озабоченно спросил Николай.
– Подозреваю, что да. – Вадим оглянулся. – С каждым днём это всё хуже. Ревность сводит её с ума. В каждой женщине видит соперницу… Но такого она себе не позволяла никогда… Простите меня…
Николай растерянно протянул цветы Рите. Она зажмурилась. Её мелко трясло.
– У вас нет каких-нибудь капель? – единственное, что она сумела произнести.
– Подождите, – воскликнул Николай, – я мигом!..
Он умчался в сторону продуктового магазина.
– Вадим, я не могу, – прошептала Рита. – Меня колотит. Можно я не поеду? Пожалуйста, разрешите мне не ехать туда…
– Ладно, перенесём это… Видно, сегодня не тот день… Успокойтесь, не плачьте… Позвольте мне как-нибудь загладить мою вину.
– Вы-то при чём тут? – Она вытерла слёзы и вздохнула. – Надо же как глупо и обидно бывает…
Николай возвращался бегом, показывая бутылку коньяка и на ходу отвинчивая крышку.
– Вот, Рита, глотните вместо капель… Пейте прямо из горла. Машковский не видит, стало быть, можно. И лучше, чтобы старик вообще ничего не знал о случившемся… Ёлки-палки, что за день такой!
Рита сделала глоток и поморщилась.
– Коля, я не смогу в таком состоянии ехать к Григорию Модестовичу. Отвезите меня, пожалуйста, домой.
– Вы уверены?
– Я прошу вас…
– Что же я скажу старику?
– Придумайте что-нибудь… Заболела я, приступ мигрени… – Она посмотрела на Игнатьева. – Вадим, проводите меня, пожалуйста.
– Разумеется. – Вадим чувствовал себя подавленным, униженным, опозоренным. «Почему у меня такое состояние? Разве я в чём-то провинился? Разве это я закатил истерику? Впрочем, это была моя жена… Но разве я в ответе за поступки этой психопатки? Нет, но я обязан был уберечь Риту от этой гнусной сцены. Боже, до чего же мне тошно. Что она теперь станет думать обо мне? Что я – муж распоясавшейся женщины, свихнувшейся на почве ревности? Я должен объясниться, иначе как она теперь будет смотреть на меня… Стоп! Почему меня так беспокоит её мнение? Разве меня что-то связывает с Ритой? Я встречаюсь с ней лишь по оперативной необходимости… Или есть что-то ещё?»