Билли вылез из канавы и вытянул раненую ногу. Стояние на коленях вызвало боль, и он растирал сведенные судорогой мышцы. Звук треснувшего прутика в тишине раннего утра мгновенно заставил его насторожиться. Он замер.
— Ну вот, начинает что-то мерещиться, — прошептал Билли в рассветный холод, сжимавший грудь и заставлявший сердце биться быстрее — так быстро, что его стук отдавался в ушах. — Будто в ожидании треклятого свистка — команды идти в атаку.
Билли взял вещмешок за лямку и повесил на плечо. Посмотрев в обе стороны, начал переходить дорогу, чтобы укрыться под нависающими ветвями, но тут ногу опять свело судорогой.
— Черт возьми, перестань, нога, перестань! Не подводи меня.
Билли стал выпрямляться, но тут старые раны дали о себе знать, и стоило ему шагнуть, как все тело пронзила боль.
— Боюсь, что ты подвел себя, Уильям, — послышался протяжный мужской голос.
— Кто это? Кто там?
Билли отступил назад и замахал руками, чтобы сохранить равновесие.
Из полутьмы вышел Адам Дженкинс в сопровождении Арчи и еще двух давних обитателей «Укрытия».
— У нас это называется дезертирством. Если уходишь раньше времени.
— Да я просто, ну просто хотел немного прогуляться, сэр, — сказал Билли, нервно проводя пальцами по волосам.
— Что ж, Уильям, прекрасное время для прогулки. Или, может, ты предпочитаешь «Билли»? Прекрасное время, чтобы гулять.
Дженкинс сделал знак Арчи и остальным, те скрутили руки Билли за спиной и туго завязали глаза.
— Дезертирство, Билли, отвратительная вещь. Самая худшая для солдата. Самая худшая.
Мейси остановила машину возле дуба в деревне Хартс Ли.
— Морис, его здесь нет, — сказала Мейси, поворачивая машину в сторону «Укрытия» и нажимая на газ. — Мы должны найти его.
Мейси быстро гнала машину по дороге к «Укрытию», оглядывая на ходу обочину. Сидевший рядом с ней Морис молчал. Она резко свернула к канаве у бука и выскочила из машины, встав на колени, провела пальцами по грубой земле. В тусклом свете раннего утра были видны следы борьбы.
— Да, они взяли Билли.
Морис с трудом вылез из машины и подошел к ней.
— Морис, я должна его найти. Его жизнь в опасности.
— Да, Мейси, поезжай.
Мейси вздохнула.
— Вот здесь, думаю, нам может повезти.
Спустившись в канаву у ограды «Укрытия», Мейси вытащила временный телефон Билли.
— Слава Богу! Они его не нашли — должно быть, появились после того, как он повесил трубку. Право, не знаю, как вы…
— Поезжай, Мейси. Я тут разберусь. Пусть я и старик, но такие вещи не выше моего понимания.
Мейси бросилась к «эм-джи», распахнула дверцу, взяла черный жакет, который Морис дал ей, когда они покидали дом. Девушка хотела захлопнуть дверцу, но спохватилась и полезла за водительское сиденье к своей сумочке за ножом. Коснувшись плеча Мориса, Мейси быстро побежала через поле в сером утреннем свете.
Минуя постройки фермы, девушка старалась не шуметь, но вскоре поняла, что там никого нет, и ее это не удивило. «Видимо, он захочет устроить казнь в назидание обитателям, — сказала она Морису, когда они выходили из дома вдовы. — У него будет аудитория. Безобидный маленький человек должен любить аудиторию».
Мейси бросила взгляд на серебряные часики, приколотые к левому нагрудному карману жакета. До сих пор они были ее талисманом. Время обычно шло с ней в ногу, но теперь убегало вперед. Билли в опасности. Ей нужно спешить.
Через несколько минут показался карьер, и на Мейси обрушились воспоминания. Она должна найти Билли. Саймон спас его, должна спасти и она.
Мейси перешла на шаг и украдкой приблизилась ко входу в карьер, держась вплотную к грубой песчаной стене. Открывшаяся перед глазами сцена заставила ее ахнуть. Множество людей сидели на стульях, глядя на воздвигнутую платформу с деревянным строением на ней. С изуродованными лицами, некогда очень дорогими матерям, отцам, возлюбленным, они были обращены в страшилищ войной, которая для них так и не кончилась. Там были люди без носов, без челюстей, с пустыми глазницами, люди всего с половиной лица, на котором некогда сияла улыбка. Мейси сдержала слезы, ее синие глаза искали Билли Била.
Восходящее солнце разогнало остатки тьмы, и Мейси осознала, что деревянное строение представляет собой грубо сколоченную виселицу. Неожиданно люди оживились. Мейси увидела, что на платформу поднялся Дженкинс, встал в центре и поднял руку. По его сигналу Арчи и еще один человек силой подвели к нему мужчину с завязанными глазами. Это был Билли. На глазах Мейси Билли — веселого бесшабашного Билли, который наверняка отдал бы за нее жизнь, — поставили на колени перед виселицей и надели ему на шею тугую петлю. Достаточно было одного слаженного рывка, чтобы петля сделала свое страшное дело.
Зрители замерли, на их страшных изуродованных лицах читался ужас. И в эту жуткую минуту, когда казалось, что сильные быстрые ноги, принесшие ее сюда, стали парализованными, на Мейси нахлынули прошлое и настоящее, слившиеся воедино. Она понимала, что нужно действовать, но как остановить это безумие? Так, чтобы под властью Дженкинса эти люди не набросились на нее и Билли? «Бей противника его же оружием», — прошептала Мейси, вспомнив один из уроков Мориса. В памяти всплыла картина: они с Айрис смотрят из окна вагона на солдат, с песней идущих в бой. Тайной тропы, по которой она могла бы украдкой пройти к Билли, не было. Существовал только один путь. Мейси на секунду закрыла глаза, развернула плечи и полностью распрямилась, сделав глубокий вдох и откашлявшись, медленно пошла к платформе. Ради Билли она должна стать бесстрашной воительницей. И когда люди заметили ее, она посмотрела на их лица, дружелюбно улыбнулась и запела:
Растет красная роза
На ничейной земле.
Хоть она и в слезах,
Она радует взгляд,
Мой памяти сад —
Пусть она там живет
Еще долгие-долгие
Годы подряд…
Когда Мейси приблизилась к платформе и сосредоточила взгляд на Дженкинсе, кто-то подхватил песню низким, звучным голосом. Потом еще кто-то, еще, и в конце концов ее одинокий голос слился с хором слаженно поющих мужчин, их низкие голоса оглашали карьер:
Эту красную розу
Знает каждый солдат,
Это чудо создать
Только боги могли.
Среди ада войны
Там стоит медсестра,
Вот она и есть роза
Ничейной земли.
Подойдя к Дженкинсу, Мейси отогнала всякий страх. В форме офицера, прошедшего большую войну, он стоял, сверкая глазами. Мейси не смотрела на Билли, смело встречая свирепый взгляд Дженкинса, поднимаясь по ступеням на платформу. За ее спиной люди продолжали негромко петь, находя утешение в спокойном ритме любимой песни. Встав перед Дженкинсом, Мейси продолжала смотреть ему в глаза. Ее поведение лишило Дженкинса Дара речи, но, скопировав его позу, она поняла его душевное смятение, его муку, его боль. И, глядя ему в глаза, поняла, что он безумен.