– Я пошел в полицию, чтобы преступления не оставались безнаказанными… Вот.
– Это имеет для вас значение? Вы когда-то сами столкнулись с…
– Да. Мой отец тиранил мою мать и довел ее до самоубийства. Она повесилась, и это я нашел ее тело.
– Что было потом? – спросила Амалия после паузы.
– Потом? Я рассказал на следствии все, что знал, и отец меня проклял. Тем не менее я добился того, что привлек к нему внимание, и его обследовал врач. Он установил, что мой отец уже давно психически болен. Если бы я раньше обратился в полицию и не молчал, возможно, мою мать удалось бы спасти. Я тоже сообщник преступления, Амалия Константиновна, – медленно проговорил Леденцов, – и это останется со мной на всю жизнь.
Амалии было уже неловко, что она вообще начала этот разговор. Есть такие драмы – и такие раны – которых лучше не касаться, пусть даже из самых лучших побуждений.
Поэтому она сказала:
– Нам надо отыскать человека, который убил Ольгу Верейскую и который, вероятно, выполняет в их шайке грязную работу. Полиции удалось хоть что-нибудь о нем выяснить?
– Никак нет, Амалия Константиновна. Домой к Черемушкину он не приходил.
– А дома у Черемушкина вы нашли хоть что-нибудь, что может навести на след его сообщников?
– В том-то и дело, что нет, Амалия Константиновна. Правда, деньги у него водились, но никаких вещей с прошлых преступлений или с ограбления в Спасском переулке мы не обнаружили.
– Полиция ищет перекупщиков? Без них ведь не обошлось.
– Да, Амалия Константиновна, господин Зимородков уже дал соответствующие указания.
– Актеры – люди общительные. Удалось выяснить, с кем дружил Черемушкин? Может быть, его друзья смогут что-то прояснить?
– Он вроде бы общался с некоторыми из соседей, но все они – люди вполне приличные и ничего не знали о его настоящей профессии.
– Как он объяснял тот факт, что нигде не работает, бывший актер, а деньги у него водятся?
– Говорил, что у него в Тамбове набожная тетка, которая высылает ему деньги и написала в его пользу завещание с условием, чтобы он не подходил к театру.
– Ах, ну да, – кивнула Амалия. – Богатая тетка в Тамбове… прямо как в современных пьесах… Какую ни раскрой, обязательно на нее наткнешься. – Она внимательно посмотрела на Леденцова. – Значит, ничего?
– Ничего, – с убитым видом подтвердил сыщик.
– Вы поставили человека возле дома, где он жил? На всякий случай.
– Разумеется, Амалия Константиновна. Только вот мало надежды, что птичка запорхнет в клетку. Слишком быстро они узнали, что мы его схватили, и приняли меры.
– С кем Черемушкин чаще всего общался?
– С Порфирием Замятиным, он живет с ним рядом, на том же этаже.
– Что за человек этот Замятин?
– 27 лет, из мещан Орловской губернии. Приехал в Петербург, служил по ведомству путей сообщения, но, как он выразился, музы взяли свое.
– Музы?
– Он ушел из ведомства два года назад, сейчас пишет фельетоны для газет, статьи и также переводит с французского. Они с Черемушкиным подружились на почве любви к бегам. Иногда Замятин занимал у него деньги.
Амалия задумалась.
– Само собой, мы проверили Замятина, но ничего подозрительного за ним не обнаружилось, – поторопился объяснить Гиацинт, который по-своему истолковал молчание своей собеседницы.
Однако, как оказалось, баронесса Корф думала вовсе не о том.
– У Черемушкина была любовница? – спросила Амалия.
Тут, признаться, Леденцов покраснел и заерзал на месте.
– Судя по всему, постоянной подруги у него не было… Он, гм, предпочитал пользоваться услугами профессионалок.
– Вы их нашли?
– Сейчас как раз их допрашивают, хотя я сомневаюсь, чтобы они могли рассказать что-то, что представляет ценность для нас.
– Где Замятин обычно бывает в это время?
– Дома сидит, сочиняет или переводит. У него семья и трое детей. Живут они небогато, даже прислугу не держат. Жена сама делает всю работу по дому.
– А что это за дом вообще, Гиацинт Христофорович?
– Средней руки, так сказать. Большой дом, довольно много народу – мещане, одна обедневшая купчиха, разночинцы.
– Швейцара внизу, конечно, нет?
– Нет, к сожалению, а то мы бы знали о Черемушкине куда больше. Дворник – пьяница, тоже ничего нам сообщить не смог. Жил Черемушкин спокойно, никаких скандалов с ним не связано.
– Ну, была не была, – не понять к чему заключила Амалия и поднялась с места. – Подождите меня здесь, я сейчас вернусь.
И она удалилась.
По правде говоря, Гиацинт Христофорович считал себя человеком бывалым, которого не так-то легко удивить, но, когда баронесса Корф примерно через полчаса вновь вошла в гостиную, он прикипел к месту, застыл, заиндевел, закоченел и вообще испытал крайнюю стадию изумления.
Перед ним стояла разбитная бабенка неопределенного возраста с чрезвычайно нахальной, густо накрашенной физиономией. Из-под дешевой шляпки выбивались рыжие не то кудри, не то космы, дерзко торчащие в разные стороны, а улыбка была настолько вызывающей, что, если поблизости случились бы няни с детьми, няни, несомненно, поспешили бы увести своих питомцев, да еще перекрестились бы – на всякий случай.
– Ужасно? – весело спросила Амалия.
– Госпожа баронесса, – пролепетал Леденцов, – это… это… Это не знаю что такое!
– Ну-с, если господин Черемушкин питал склонность к девицам легкого поведения, то не могу же я изображать ученую курсистку, – хмыкнула Амалия, взяв под мышку бутылку дешевого вина. – В доме на Николаевской улице вас видели?
– А… э… да, Амалия Константиновна. Они наверняка запомнили, что я из полиции.
– Тогда сделаем вот что: вы пойдете вперед и велите полицейскому, который дежурит на месте, ни в коем случае не обращать на меня внимания и сделать то, что я скажу, а остальным я займусь сама.
– Что вы надумали, Амалия Константиновна? – только и мог выговорить пораженный Леденцов.
– Ничего особенного, только у меня одна просьба: когда мы будем на улице, идите как-нибудь незаметно за мной и следите, чтобы городовой меня не задержал. Иначе барона Корфа хватит удар, – добавила Амалия, и глаза ее сверкнули. – Так-с… – продолжала она, оглядывая себя. – Сапоги со стоптанными каблуками, которые вдобавок кривые… а, черт, эти перчатки нельзя, они дорогие… Детали – это все! Значит, берем другие перчатки… дыра на пальце – очень хорошо… дрянное вино – прекрасно… воротник из зверя, которого не всякий зоолог сможет опознать… Нетрезвая мамзель пришла проведать своего кавалера, как вам, Гиацинт Христофорович?