Грейс встретила его у двери, чтобы взять пальто, а потом отнести в чулан при кухне и высушить.
— Ужасно мокрая погода, сэр. — Она тряхнула пальто, как одеяло, и чуть не упала под его тяжестью. Пошла впереди, сокрушаясь о том, что ему приходится выходить из дома и в снег, и в дождь. Встретиться с ним взглядом не решалась. Жалела его по какой-то причине, и даже ее маленькая спина выказывала неодобрение.
Томасу не понадобилось много времени, чтобы сложить два и два. Шарлотта также проявила максимум внимания, рот у нее просто не закрывался.
— Ты сегодня выходила? — спросил Томас жену.
— Только на чуть-чуть, — небрежно ответила она. — Я вернулась домой до дождя. Действительно, погода сегодня мерзкая.
— И ты, несомненно, вернулась в карете, — добавил он.
Она быстро глянула на него, щеки чуть зарделись.
— В карете?
— Разве ты не ездила к Эмили?
На ее лице — она ничего не смогла с собой поделать — отразилось восхищение.
— Как ты узнал?
— По спине Грейси.
— Не поняла…
— По спине Грейси. Она закостенела от неодобрения. Поскольку я только что вошел, то не мог иметь к этому никакого отношения. Значит, причина в тебе. Как я понимаю, ты поехала к Эмили, чтобы рассказать ей все, что тебе известно об убийствах в Девилз-акр, тем более что одного убитого вы обе знали в прошлом. А теперь скажи мне, я ошибся?
— Я…
Томас ждал.
— Разумеется, мы это обсуждали. — Ее глаза сверкали, кровь прилила к щекам. — Но это и всё, клянусь! Да и потом, что мы можем? Туда мы не пойдем. Но мы пытались понять, каким ветром в те края занесло доктора Пинчина. Для того чтобы снимать проституток, если он за этим пришел, есть места и получше, знаешь ли.
— Да, знаю, спасибо тебе.
На мгновение она встретилась с ним взглядом, но тут же отвела глаза.
— Ты подумал, Томас, что он, возможно, вкладывал деньги в заведения Макса? Ты понимаешь, многие респектабельные люди получают доход…
— Да, спасибо тебе еще раз. — Легкая улыбка заиграла на губах. — Я тоже об этом подумал.
— Ох. — В ее голосе слышалось разочарование.
Он взял ее за руку и потянул к себе.
— Шарлотта… — Голос его звучал нежно.
— Что?
— Занимайся своими делами.
На следующий день Питт двинулся в своем расследовании по самому очевидному пути. Он надел старое пальто и обтрепанную шляпу, которые давно уже не носил, и под мелким дождем зашагал к Девилз-акр, чтобы найти заведения Макса… хотя бы одно из них.
Этот трущобный район возник в Лондоне давно, одним из первых, и являл собой некую социальную пирамиду, где люди, можно сказать, жили друг на друге. На вершине, в самых высоких и красивых домах на широких магистралях, обитали купцы и люди со значительными личными средствами. Ниже, в домах поменьше и на улицах поуже, располагались пансионы для чиновников и продавцов. А уж под ними, в лачугах и подвалах, проживали бедняки, иной раз по две и три семьи в одной комнате. Вонь гниющих отходов и человеческих испражнений валила с ног. Везде кишели крысы, которые могли сожрать заживо оставленного без присмотра ребенка. От голода и болезней умирало больше детей, чем доживало до шести или семи лет, когда они могли присоединиться к какой-нибудь школе карманников или пойти в ученики к ворам.
Среди этого лабиринта улочек и проулков располагались и маленькие мастерские, где с работников драли три шкуры, а платили сущие гроши, и комнатки, где лишившиеся лицензий адвокаты или клерки готовили поддельные документы, бухгалтерские книги и квитанции; где фальшивомонетчики совершенствовали свое мастерство, а скупщики краденого меняли товар на деньги. И, разумеется, здесь хватало кабаков, ночлежек и борделей.
И над всем этим нависала тень огромных башен Вестминстерского аббатства, кафедрального собора, где проводились коронации, а Эдуарда Исповедника [5] похоронили еще до того, как Вильгельм Завоеватель отплыл из Франции, чтобы победить англосаксонского короля и подчинить себе Англию. За аббатством поднимались Биг-Бен [6] и Вестминстерский дворец, уже более шестисот лет, со времен Симона де Монфора [7] , обитель «прародительницы парламентов».
Задавать вопросы в надежде получить ответы в этом крысином гнезде не имело смысла. Полицейские считались здесь заклятыми врагами людей, а чужаков местные вычисляли с той же легкостью, что и собаки, отталкиваясь от шестого чувства. В прошлом Питт здесь кое-кого арестовывал, но кому-то удавалось ускользнуть. Так что знакомцы у него здесь были… если и не знакомцы, то люди, которые знали, что пойдет им на пользу, а что может навредить.
Томас брел по сумрачным улочкам мимо болтающихся без дела, мрачного вида подростков, встречающих и провожающих его злобными взглядами. Он сутулился, подволакивал ноги, но не оглядывался. Запах страха они улавливали тут же, а уж тогда набрасывались, словно собачья свора. Так что он шел с таким видом, будто знал, куда направляется, а все эти узкие проулки — иной раз ширины хватало только для того, чтобы два человека могли протиснуться мимо друг друга, — для него дом родной.
Трещали балки, скрипели стены, частенько крысы разбегались при его приближении. Старики лежали в дверных арках, то ли пьяные в стельку, то ли умершие.
Питту потребовалось полчаса, чтобы найти человека, которого он искал. Тот занимался своими делами на ветхом чердаке. За высокий пронзительный голос Харриса прозвали Визгуном. Коротышка, с маленькими глазками и острым носом, он напоминал крысу. «Не хватает только длинного безволосого хвоста», — подумал Питт. Визгун писал письма для тех, кто не обучился грамоте, а заодно подделывал рекомендации и другие бумаги в соответствии с пожеланиями клиента.
— Чё те от меня надоть? — вскинулся Визгун. — Я ничё не делал, ничё такого, что ты можешь доказать!
— Я просто не стараюсь, Визгун, — ответил Питт. — Хотя, по правде говоря, мог бы многое накопать, если б возникло такое желание.