А разве можно было без смеха слушать историю о церемонии приготовления истинно офицерского напитка – «жженки»! Для нее, воспитанной среди заботливых нянек, строгих тетушек и чопорных гувернанток, это было так же непривычно и ново, как для старого грешника житие святых подвижников Киево-Печерской лавры.
– Значит, так, – рассказывал он, – берется большой жбан с вином и ставится посередине комнаты. Сверху кладутся две перекрещенные шпаги, а на них – сахарная голова, обильно политая ромом, которая тут же поджигается. Сахар плавится и, шипя, капает в вино. Для того чтобы ром не разгорался слишком сильно, его время от времени поливают шампанским. И этот воистину «дьявольский напиток» черпаком разливают в стаканы. Я вас уверяю – любой, кто отведал «жженки», на утро не оторвет голову от подушки. По крайней мере, мне таких молодцов встречать не доводилось.
За разговорами и «Вдовой Клико» время пролетело незаметно, и вот уже за окнами забрезжил рассвет. Золотой солнечный луч пробился сквозь занавеску и лег на стену. Заметив, что ночь прошла, Елена загрустила.
– Вы странный человек, отказались от целого состояния и все ради того, чтобы просидеть вот так со мной всю ночь?
– А разве вам было плохо? – он улыбнулся мягкой и доброй улыбкой.
– Я никогда не забуду этот вечер.
– Вы мне позволите вас поцеловать?
– Да, – покорно ответила Елена, еще не подозревая, что, едва почувствовав тепло его губ, она провалится в бездну сумасшедшей страсти.
…Они проснулись от громкого стука в дверь. На пороге стоял коридорный, а рядом с ним пьяный Фартушин.
– Она умерла? – не унималась дама.
– Что?.. Ах да… – очнулся от забытья Синий кирасир. – Она… отравилась.
– Откуда вам это известно?
– Как только ее забрал муж, я не мог найти себе места. Я пытался заснуть, но во сне я бредил, кричал и просыпался каждые четверть часа. Злость на судьбу, на мир, на себя самого меня мучила, грызла, подступала к горлу и душила. И тогда я решил снова увидеть ее. Я купил роскошный букет белых лилий и пробрался по карнизу второго этажа до ее окна. Мне повезло – балкон был открыт (я это понял по занавеске, которую выдувал ветер). Одно движение – и я очутился в комнате. Она лежала на кровати, глаза были закрыты, а руки вытянуты вдоль туловища. «Спит, наверное», – подумал я и положил рядом цветы. Но вдруг я обратил внимание на лист веленевой бумаги с названием гостиницы – знаете, такие кладут обычно в бювары постояльцам. На первой строчке чернели три слова: «Прощайте, я ухожу». Я взял ее за руку – она была холодной. Письмо, адресованное мне, я забрал и тем же путем прокрался назад. В этот же день я покинул Кисловодск. Уже в Москве из газет я узнал, что ее мужа обвинили в смертоубийстве – нашлись свидетели, слышавшие, как он грозился ее отравить. Предъявив бумагу, я мог бы легко снять с него любые подозрения, но зачем? Ведь он – единственный, кто виновен в этой трагедии. Поди, за десять лет сгнил уже на каторге. А записка Елены с тех пор стала моим талисманом… она всегда со мной.
– Вы мне ее покажете?
– Только в том случае, если вы будете послушной девочкой. Вы разбередили мне душу, и я, как влюбленный гимназист, с вами разоткровенничался. И ночь сегодня необычная, и свидание наше странное. Послушайте, я никак не могу понять, зачем вы привезли меня сюда?
Будто не слыша вопроса, она спросила:
– Скажите честно, вы – шулер?
– Ах даже так? Господи, да зачем вам это!
– Я прошу вас, ответьте. Для меня это очень важно! – она подняла голову и уколола его острым, как пика, взглядом.
– Ну что вы, мадам! Успокойтесь. Это слово для меня оскорбительно. Я всего-навсего человек, который исправляет ошибки Фортуны. Кстати, для того чтобы быть удачливым игроком, совсем не обязательно жульничать. Люди предсказуемы, а их поступки однообразны. И от этого, право, жить иногда становится неинтересно. Но довольно патетики, мы отвлеклись от того, ради чего я забрался на эту вершину. Идите ко мне! – в театральном жесте Синий кирасир поднял обе руки, делая вид, что пытается дотянуться до женщины, и в этот самый момент поскользнулся, потерял равновесие и качнулся назад.
– Не всегда стоит хватать то, что само идет в руки, – сказала она и легонько, будто играючи, толкнула его в пропасть.
Голубое небо с мелкими, едва заметными облаками, напоминавшими то ли комки ваты, то ли рассыпанный снег, обещало ясный солнечный день – один из тех, которыми по праву славился Кисловодск. Но ближе к обеду в городской участок поступило сообщение о том, что у самого подножия скалы, носящей лирическое название Замка коварства любви, пастухи случайно наткнулись на труп мужчины. Как следовало из донесения, погибший, вероятнее всего, относился к одному из уважаемых в обществе сословий.
Круше, живший в том же отеле, что и Ардашев, был сразу извещен о случившемся. Уже спускаясь вниз по лестнице, он случайно встретил присяжного поверенного, возвращающегося в номер после терренкура. Узнав о произошедшем, Клим Пантелеевич и доктор Нижегородцев отправились вместе с капитаном. Правда, в коляску втиснулся уже знакомый, вызванный недавно из Ессентуков судебный следователь Азарий Саввич Боголепов. Расстояние до места происшествия составляло всего пять верст, и потому, когда фиакр остановился, о неудобствах все забыли.
Скала «Le Chateau Astice et l’Amour» [37] – одно из самых живописных мест округи – относилась к числу достопримечательностей, часто посещаемых отдыхающими. По своим очертаниям она напоминала величественное средневековое сооружение и находилась в ущелье прямо по течению реки Аликоновки. У его подножия виднелось несколько беседок, а около них – ресторан, перед которым благоухал цветник. Такое необычное название это творение природы получило благодаря старой легенде, повествующей о трагедии, случившейся здесь много столетий назад. Суть ее такова: молодой пастух влюбился в юную красавицу – дочь горского князя, но ее отец был против неравного брака и решил выдать девушку за богатого соседа. Пойти против воли родителя она не могла. От безысходности влюбленные поклялись, что скорее погибнут, чем разлучатся. И на рассвете, когда затрубили трубы и во двор князя въехали сваты жениха, несчастная пара уже поднялась на скалистую вершину, чтобы вместе броситься в пропасть. Первым, как и подобает джигиту, с головокружительной высоты шагнул юноша Али Конов. Он упал на острые камни и погиб. Увидев, что возлюбленный мертв, княжеская дочь испугалась, и, нарушив клятву, не стала прыгать. В скором времени она вышла замуж за нелюбимого старика. Вот потому-то скалу и прозвали Замком коварства и любви, а ущелье Аликоновским.
Рядом с трупом дежурил полицейский урядник. Завидев парную коляску, он махнул рукой. Пройдя саженей триста по камням и зарослям тамариска, процессия наконец добралась до места происшествия. Тело распростерлось на животе, голова была повернута в сторону, а правая нога, очевидно сломанная, была неестественно вывернута. В уголках рта запеклась белая слюна, а на лице застыло удивление, как будто покойник до самого конца не мог поверить в то, что с ним происходило.