– Ты ведь слышал что-то? Отвечай!.. – потребовал барон мрака.
– Голоса. Много голосов.
– Поющих?
– Да. Они хотели, чтобы я лег на плиты и…
– Присоединился к ним? Нырнул в пустоту, где больше ничего нет?
– Да.
– Так и есть… Хор тысяч эйдосов! – глухо произнес Арей, отворачиваясь.
– Чьи это эйдосы?
– Эйдосы, захваченные Кводноном. Его дарх разбит, но он сохранил над ними власть. Хотел бы я понять, где именно… – начал Арей, но внезапно замолк, всматриваясь в плиты.
Барон мрака опустился на корточки и легко отбросил плоскую бронзовую крышку люка с выступающим кольцом. В узкой каменной щели Мефодий увидел Чимоданова. Его голова с торчащими волосами была почти вровень с полом. Белое лицо застыло как маска. Глаза пусто смотрели прямо перед собой. Они не видели ничего и никого.
Даф негромко вскрикнула.
– Он мертв, да?
Арей коснулся двумя пальцами шеи Петруччо.
– Нет! – сказал он. – Не мертв. Но жизнью я бы это тоже не назвал.
– Вытащите его! – попросил Мефодий. – Пожалуйста!
Он сообразил, что Чимоданов, родившийся с ним в один день, находится под властью того же хора эйдосов и их повелителя.
Арей наклонился. Мефодий увидел, как напряглись его мышцы. Окаменел рот. Однако тело Чимоданова так и осталось в трещине, не сдвинувшись ни на сантиметр.
– Не могу! – сказал Арей, вытирая залитое потом лицо. – Попробуй ты, светлая!
Даф потянула из рюкзака флейту. Она знала пару подходящих маголодий, возможностей которых хватило бы, чтобы жонглировать железнодорожными вагонами. Но теперь звуки отрывались от флейты напрасно. Чимоданов так и остался в трещине.
Виновато посмотрев на Арея, Дафна опустила флейту.
– Скверно, светлая. Тебе тоже не повезло. Извлечь его из трещины невозможно – ни мертвым, ни живым. Утешает одно – пока он здесь, в этой щели, для него не существует ни смерти, ни времени… До тех пор, пока Кводнон не призовет его… – сказал Арей.
– Выходит, Б.К. вселится в него? – пугаясь своего вопроса, спросил Мефодий.
– Возможно… – протянул Арей. – Лучше бы оно так было. Но только что у меня возникло одно нехорошее предположение.
Он встал. Всмотрелся в плиты.
– Вам не кажется странным, что люк расположен так далеко от центра подвала? А? В чем смысл?
Остановившись у люка, где томился бесчувственный Чимоданов, барон мрака сделал два крупных шага в сторону и мечом, возникшим вдруг у него в руке, ударил по плитам. Мрамор брызнул осколками. После полудюжины ударов Арей наклонился и стал разгребать камень. Неожиданно Мефодий разглядел под осколками блестящее кольцо.
Арей потянул за него. Крышка люка с готовностью уступила. Даф, стоявшая рядом с мечником, увидела узкую щель. По камню ползли розовые тени. Книзу трещина сужалась, и уходила совсем узким, едва ли не со спицу отверстием. Где-то очень глубоко все заканчивалось красной точкой, похожей на тлеющий уголь.
– Такой же люк! – буркнул Арей, возвращая крышку на место. – И если я прав, вот там, – он ткнул коротким пальцем, точно очерчивая треугольник, – должен быть еще один. В этом я и собираюсь убедиться.
Несколько ударов мечом – и третий бронзовый люк плоским глазом уставился в потолок.
– Выходит, здесь три прохода к Жутким Воротам? – спросила Даф недоверчиво.
Арей покачал головой.
– От этого утверждения до истины – два века пешком с верблюдом на плечах… Ни один из трех этих люков не имеет выхода к Жутким Воротам. Это всего лишь усиливающая фигура, – медленно и веско произнес он.
– А где главный люк? – спросила Даф.
Плита под ней задрожала мелкой панической дрожью. Даф уставилась под ноги. Она находилась как раз в центре треугольника.
Даф поспешно отскочила к лестнице. Ее догнал хохот Арея.
– В трех крайних трещинах, если я все верно понимаю, должны оказаться три наших новых ученика, – сказал он. – Их роль в том, чтобы усилить магию и, когда будет необходимо, отдать свои силы Кводнону…
– А в центре? В люке, имеющем выход к Жутким Воротам? Кто должен быть там? – спросил Мефодий, с тревогой глядя на трясущиеся плиты.
Арей не ответил. Только умехнулся угрюмо. Повернулся и стал подниматься по ступеням.
Улита слезла с мотоцикла.
– Ну что, прокатились мы, конечно, с ветерком. Хотя реактивное помело на Лысой Горе способно и на большее, – сказала она, поощрительно похлопав Эссиорха по кожаному плечу.
– Бред! Что за радость – сидеть на сучковатой подметалке! – ревниво произнес Эссиорх.
– Ну-ну! – милостиво сказала Улита. – Звиняйте, вьюноша! Я забыла, что в присутствии ценителя сусликов хвалить хомячков кощунственно. Поговорим лучше о нашей большой и светлой любви. Что ты испытываешь, когда с красивой девушкой едешь на мотоцикле?
– Беспокойство. Что ты отпустишь руки и грохнешься. Или я с тобой не сумею войти в поворот, – признался Эссиорх.
Улита разочарованно вздохнула. Она явно рассчитывала на другой ответ.
– Не бойся. Не отпущусь. Твоя спина широкая, как диван. А у меня к диванам любовь до гроба, – заверила она Эссиорха.
– Вот именно, – буркнул тот сердито. – Только имей в виду, что мотоциклистов надо держать за пояс. Их не цапают за спину, не щекочут и не виснут на шее во время двойного обгона по встречке. И уж тем более им не закрывают ладошками глазки и не дуют в ухо во время левого поворота!
– Фу, какие мы противные! Готовимся к конкурсу зануд? – поморщилась Улита. – И вообще надоел мне твой мотоцикл! Ты кого больше любишь: меня или свою железку?
Вместо ответа Эссиорх нежно погладил мотоцикл по седлу.
– Лучше б я не спрашивала! Ты что, соврать не мог? – вздохнула Улита.
– Нам врать не положено! – важно отвечал хранитель.