– Сегодня нужно поделиться с Землёй! – властно сказала она и сделала заключительное движение ладонью, будто отпирая ей одной ведомый запор и позволяя белой лаве вырваться наружу. – Все, которые любят сегодня друг друга, отдают семя Земле! Она Мать!
Ксения безвольно откинулась на спину. Сквозь прикрытые глаза она тоже видела женщину, но она слишком обессилела, чтобы понимать происходящее. Сергей же не переставал смотреть в глаза незнакомки, легонько вздрагивая в бёдрах. Он по-прежнему держался на руках и всё ещё находился во власти женской руки, доившей его движениями вверх-вниз. Семя брызгало на землю между раздвинутыми ногами Ксении.
– Вот так, вот так, – приговаривала незнакомка. – Коли пришли на наш праздник, поступайте по праздничным законам и помните, что не блудим мы здесь, а любим, поклоняемся и прославляем!
Она разомкнула пальца, и Сергею показалось, что внутри него не осталось ни капли силы. Он рухнул лицом на грудь Ксении, поймав губами прилипший к ней полевой цветок, и закрыл глаза. За спиной продолжала звучать песня, свистела свирель, гремели бубенцы.
– Ксюха, нам бы надо к реке вернуться, к несчастному Михал Михалычу, – вспомнил Лисицын.
– Куда он денется?
– Уехать может. С Романовым.
– Тогда пошли…
– Не хочется, – Сергей оставался неподвижен.
– Тогда не пойдём.
– Но ведь надо.
– Тогда вставай.
– Не хочется, – прошептал он, продолжая лежать в том же положении.
Краем глаза он видел удалявшуюся от них женщину в длинной одежде. Просторные белые рукава волновались от дыхания лёгкого ветерка, подол платья шевелился невесомыми синими складками. Фигура казалась призрачной в своём бесшумном движении. Отойдя шагов на двадцать, женщина обернулась, и на её лице появилась улыбка, едва заметная, но вместе с тем глубокая и пьянящая, как утренний воздух, наполненный свежестью. Женщина приподняла левую руку, коснулась своей левой груди и прощально помахала пальцами, что-то неслышно произнося сладкими губами.
* * *
Михаил Михайлович Когтев лежал на берегу. Возле самой его головы плескалась вода, журча обегала и шевелила стебли высокой речной травы. Его одежда всё ещё была мокрой, но кровь перестала струиться из сломанного локтевого сустава, загустела, набрякла бурой массой в слипшейся ткани рубашки. Глаза безучастно взирали сквозь стеклянную призму омертвелости на пологий склон, где дымились кострища и блуждали в наползающем тумане человеческие фигуры. Михаил Михайлович Когтев умер, окружённый праздником, но так и не ощутив присутствия буйного торжества. Он лежал, похолодевший и никому не нужный, как выброшенная кукла, отслужившая своё. А над туманным берегом лилась нехитрая песня с постоянно повторяющимися словами:
– Ох, как ночь хороша на Купалу!
Собравшиеся в «Премьер-Центре» журналисты ждали откровений и сенсаций, но их не было. К сообщениям об убийствах, пусть и самых кровавых, люди давно привыкли. Герои? Да, они есть и будут всегда, однако они-то интересовали журналистов меньше всего. Романов скромно кивал. Да, он кое-что сделал, но разве можно похваляться хорошо выполненными обязанностями? Он так привык. И журналистам это не нравилось. Они жаждали сочных деталей. Быть может, Ксения поведает им что-нибудь особенное? Она обворожительно улыбалась сразу всему миру. С момента их знакомства Сергей впервые видел её в «боевой раскраске». Не вернёт ли Ксения себе девичью фамилию? Достанется ли ей что-нибудь из имущества Когтева? Чем она собирается заниматься дальше? Разве это важно? Журналистам важно. Им всё важно. Им нужно о чём-то посудачить…
– Скажите, Сергей, а вот сейчас, когда всё осталось позади, о чём вы мечтаете? Есть ли у вас заветное желание?
– По поводу заветного желания мне вспоминается одна забавная история. Трёх человек осудили каждого на десять лет и упекли в одиночные камеры. Этими людьми были француз, еврей и русский. Перед тем как они разошлись по камерам, им предложили выполнить любое их желание. Француз сказал: «Хочу женщину». Еврей сказал: «Хочу телефон». Русский скромно сказал: «Сигаретку бы». Каждому принесли и привели в камеру то, что он просил. Через десять лет француз вышел из своей камеры со своей француженкой и кучей детишек. Еврей – со своим телефоном и огромным счётом в банке. А русский открыл дверь и сказал: «Братцы, не найдётся ли у кого-нибудь спички, чтобы я мог наконец зажечь эту проклятую сигарету?» Так что заветные желания – дело тонкое. К ним надобно относиться с вниманием.
– Вопрос к господину Романову. Скажите, правда ли, что музыкант Саприков тоже связан с этой историей? Если да, то каким боком?
– Наверняка известно, что он замешан в убийстве нескольких человек, перевозивших героин. Возможно, он связан с рынком наркотиков.
– Где сейчас Гоша Саприков?
– Ищем. Он исчез в ночь, когда погиб его отец. Саприков теперь – человек вне закона…
* * *
– Сергей Владимирович, – раздался в трубке голос Артёма. – Как ваше настроение?
– Спасибо, дружок, справляюсь. А ты чего в воскресенье не на отдыхе?
– Я потому и беспокою вас. Мы с Наташей решили вас пригласить куда-нибудь на отдых. Не желаете присоединиться?
– На пикник? За город? Сказать честно, у меня никаких особых дел не намечалось. Заезжай ко мне.
– Ладно.
Сергей легко выпрыгнул из постели и побежал в ванную. В ту же секунду телефон запищал снова.
– Алло? Серёжа? Это Ксения.
– Доброе тебе утро, барышня.
– Чем ты сейчас занят? Ты один?
– Я один и занят мыслями о прохладном душе. Не хочешь присоединиться?
– К прохладному не хочу, а к тёплому не прочь, – вкрадчивым голосом ответила Ксения.
– Слушай, Ксюха! – воскликнул Лисицын. – А как ты смотришь на то, чтобы гульнуть куда-нибудь за город?
– Можно. А куда? Есть идеи?
– Нет. Артём зовёт на пикник. Думаю, что подразумевается дача Наташи Неглинской.
* * *
– День так хорош, солнце так ярко, кругом всё так весело! Не правда ли? – выпорхнула из машины Ксения.
– Не только правда, но правда с восклицательным знаком.
– Вот именно. А чьи это слова? – спросила Ксения, не переставая кружиться.
– Мои, – пожал плечами Сергей. – Тебе нравятся? Я дарю тебе все слова с восклицательным знаком!
– Что вы сидите по своим тачкам? Вылазьте! Прошу на свежий воздух! – Наташа Неглинская широко взмахнула рукой, приглашая на дачу. За её спиной высился крепкий двухэтажный дом, утопающий в яблоневой зелени.
– Барышни, – сказал Артём, вытаскивая из багажника сумки с продуктами, – вот наши супермаркеты, пользуйтесь продуктами бесплатно. Если что-то надо, свистите нам, мы прилетим на крыльях любви.