– Дима, я не вовремя? – раздался голос Веры.
– Нет, что ты! Заходи.
Он сложил ноутбук и направился к двери. Питающий провод натянулся, едва не вырвав старенький Rover. Дима чуть-чуть не залаял, как озлобленный цепной пес. Он поставил ноутбук на пол и открыл дверь. Вера улыбнулась. На ней был замечательный топик и не менее замечательные джинсы. На ней были вещи, способные развить сексуальные фантазии того, кто на нее смотрит, быстрее, чем обнаженное тело девушки. Она умела одеваться. Это он видел. А умеет ли она раздеваться, он собирался выяснить. По возможности сегодня вечером.
– Ты готов?
– А как же!
И он не лгал. О чем бы она ни спрашивала, ответ будет такой, какой она хочет услышать. Ради нее он готов был на все.
– Тогда идем?
– Ага.
Дима сейчас сам себе напомнил Шурика из «Кавказской пленницы», когда он на каждое слово спортсменки-комсомолки отвечал кивком и при этом очень глупо улыбался. Если это могло сойти за шутку в двадцать лет, то сейчас, в тридцать пять, кроме как одним из признаков помешательства это никак не назвать. Он взял себя в руки. Потом вспомнил о нескончаемых пьянках, улыбнулся (не как комедийный недотепа, а по-настоящему) и сказал:
– Вера, мне нужно десять минут. Подождешь?
– Ну-у, – протянула девушка, – я ждала и больше. Давай, время пошло.
Он побежал к домику. В комнате вытащил сумку и вывалил все содержимое на диван. Схватил бритвенный станок, пену и полотенце.
Брился быстро, пропуская клочки щетины и ранясь, как подросток. Сейчас, глядя на себя в зеркало, он засомневался в том, что бреется с шестнадцатилетнего возраста. Будто в первый раз. Смазал изрезанное лицо лосьоном и сморщился. Дима подумал, что подобный вид будет вряд ли симпатичен Вере, но ее тетке в самый раз. Ей впору будет даже тот, в спортивном костюме.
Дима замер. Воспоминания о спортсмене встревожили его. Он вспомнил не те моменты, когда гопник не первой свежести вымогал выпивку у магазина Семена, а те, из сна. Этот ублюдок насиловал девушку с окровавленным лицом.
– Дима, ты идешь? – Вера заглянула в его кухню-умывальник.
– Да. Сейчас.
Дмитрий отмахнулся от наглой ухмылки спортсмена, стоящей перед глазами, надел льняную рубаху, осмотрел себя, удовлетворенно кивнул и вышел на крыльцо.
* * *
Дима не умолкал. Если, выходя со двора, он еще размышлял о том, с чего начать разговор, то сейчас его было не остановить. Его будто прорвало. Он говорил о всякой ерунде, потом переходил к анекдотам о политике, потом к самой политике, затем снова к ерунде. Вера всю дорогу весело смеялась. Разумеется, когда того требовал его бестолковый рассказ.
Тетка жила не так уж и близко. На окраине деревни начинался небольшой пролесок, за которым и стоял одинокий дом девушки из восьмидесятых. Судя по такой отдаленности от цивилизации, в доме не было ни газа, ни электричества. Но Диму это не смущало. В конце концов, не ночевать же им тут.
– Может, переночуем у нее? – спросила Вера и хитро улыбнулась.
Шутит, чертовка. Но Сысоев, скорее всего, не успел спрятать поглубже свой страх, потому что девушка, глянув на его лицо, засмеялась.
– Расслабься, – сказала она, – я и сама боюсь здесь оставаться на ночь. У меня тетка колдунья.
От этих объяснений Диме не стало легче. Как он сам не догадался? Кем же она еще могла быть? Дом на отшибе и все такое. Но, вспомнив о внешнем виде женщины, он невольно улыбнулся. Огромные подплечники, будто она вставила туда две дощечки. А штаны? Растянулись на заднице так, словно она там прятала что-то. Волшебную палочку? Что же еще? Какая-то пародия на колдунью. Диме почему-то вспомнился Битл Джус из одноименной комедии. Всклокоченные волосы и пестрая одежда. Один в один.
– Чему улыбаешься? – спросила Вера.
– Анекдот вспомнил, – ответил Дима, судорожно соображая, какой бы еще рассказать.
– Может, улыбнемся вместе?
Дима даже остановился.
– Что?
– Я говорю, может, расскажешь?
– Может, и рас…
– Племяшка!
Откуда выплыла эта звезда дискотек, Дима не понял, но очень был благодарен ей.
– Тетя, привет. Как ты?
– А что мне сделается? Пойдемте в дом.
Дима замер. Женщины направились к покосившемуся забору.
– Эй, малахольный! Идешь? – крикнула ведьма.
Он уже где-то слышал подобное обращение к себе. Где? Нет, сейчас уже и не вспомнить. Сысоев кивнул, с отвращением глянул на пузырь на лосинах женщины и поплелся к забору. От одного вида колдуньи его бросало в дрожь. Не только от того, что это подобие комедийного персонажа может натворить каких-то жутких дел. Нет. Его чисто физически воротило от подобных дам. Ему даже казалось, что у нее дурно пахнет изо рта.
«Злой ты, Дмитрий. Бабенку помыть, причесать да приодеть как следует. Ты еще к ней на свиданку бегать будешь».
Дмитрий снова улыбнулся.
– Эй, улыбчивый! Ты что там замер? Иди, здоровье поправишь. – Рыжая шевелюра вынырнула из окна и снова скрылась.
Ну что ж. Она сказала практически волшебные слова. Колдунья, одним словом. Но, уже подходя к крыльцу, он для себя решил, что ни за что ни к чему не притронется. Чтоб не приворожила (а то вдруг у нее все-таки воняет изо рта), чтоб не отравила, чтоб не напоила (а то как же он Веру проводит). Последнего он боялся больше всего. Он боялся, что напьется и его оставят здесь на ночь. Его и так кошмары замучили, а здесь, в избушке на курьих ножках, они и вовсе оживут. Но как только хозяйка поставила на стол полулитровую бутылку с коричневатой жидкостью, он отогнал все мысли, кроме одной: «С завтрашнего дня бросаю пить».
* * *
Ему осталось только песню затянуть. Напился как свинья. Но ночевать их никто не оставил. Только одна мысль об этом заставляла его протрезветь. Назад они шли через центр, мимо магазина и торговой площади. Дима, не переставая, что-то рассказывал. Девушка смеялась, и только когда они приблизились к магазину, она затихла, продолжая иногда улыбаться, скорее из вежливости. Дима понял, что его словесный поток наскучил красавице, и замолчал. У магазина стояли спортсмен с другом и Семен Макарович. Ублюдки наверняка выпрашивали выпивку. Дима улыбнулся Семену и, кивнув на Веру, пожал плечами, мол, извини, подойти не могу, немного занят. Семен Макарович кивнул в ответ. Но вот Сысоев заметил что-то холодное во взгляде деревенского бизнесмена. Легкое раздражение. В принципе оно и понятно. Он сейчас не с девственными монахинями разговаривает. Эти два ублюдка могут довести любого. Но Диме почему-то показалось, что эта раздраженность во взгляде предназначена ему, а не этим упырям.
Они молча дошли до моста. Вера ни разу не спросила, почему он молчит. Остановились на мосту и перегнулись через перила.