– Он знал, – теперь уже вслух произнес Дима.
Она просто промолчала.
* * *
Это был самый лучший секс в его жизни. Самый лучший и единственный за последние года два. Когда Вера обняла его и увлекла за собой к дивану, Дима почувствовал себя слегка сконфуженно. Услышать только что об изнасиловании девушки и тут же залезть на нее. Как-то неправильно, по меньшей мере. Как бы кто ни говорил, мол, насилие и добровольный секс разные вещи, Дима считал, что насилие – извращенный, но все-таки секс. И если девушка рассказала это для того, чтобы ее пожалели, то, скорее всего, секс в качестве акта добродетели она имела в виду в самую последнюю очередь. Он так думал. До тех пор, пока она не сняла с него штаны. Он пожалел ее. Хотя, вспомнив свое отражение в зеркале, Дима подумал, что это Вера пожалела его.
Вера положила голову ему на грудь. Он почувствовал, как она улыбнулась.
– Чего ты? – спросил он.
– Мне с тобой хорошо, – прошептала она.
– Мне с тобой тоже.
Дима не лгал. Это не была фраза, сказанная в благодарность за секс. Это была чистая правда. Он был слишком одинок. Где-то глубоко в душе он не исключал, что, если бы его пожалела престарелая девочка из восьмидесятых, он сказал бы ей то же самое. Но это было уж очень глубоко, поэтому он отмахнулся от этой мысли без особого сожаления. Вере он не лгал. Он влюбился в нее в тот момент, когда увидел ее впервые, в мокрой майке в сарае. Ее светлое лицо… Хотя кого он хочет обмануть? Первое, на что он обратил внимание, было далеко не лицо. Грудь со смотрящими сквозь мокрую ткань сосками – вот что было центром притяжения в тот вечер. Потом был вечер, проведенный с парой бутылочек пива. Следующий вечер с бутылкой вина. А между этими вечерами было: мама, мамочка, еще, глубже… Дмитрий едва не подскочил, но взял себя в руки. Слишком поздно. Он, наверное, все-таки дернулся. Вера подняла голову и посмотрела ему в глаза. Ох, как он не любил, когда она смотрела внутрь него.
– Что-то не так?
– Все нормально, – ответил Дима и попытался улыбнуться.
– Точно?
Он подумал и решился:
– А кто были те парни? Ну… До меня.
– Просто знакомые. – Она выжидающе смотрела Диме в глаза.
Мама, мамочка, еще, еще…
Судя по этому, не такие уж они и простые.
– Это была моя большая ошибка, – сказала Вера и снова положила голову ему на грудь.
И он ей поверил.
Они полежали еще какое-то время. Говорили обо всем, кроме личной трагедии, теперь ставшей каким-то образом и его. Негласное табу, так сказать. Даже коснулись романа, над которым он сейчас работает. И эта тема тягостно подействовала на него. Он продвигался очень медленно. Черт бы побрал этот роман и язык, который что-то где-то сболтнул.
– Ну, будем вставать? – спросила Вера.
Он нежно провел по голой спине. Остановился на ложбинках на пояснице.
– Я бы продлил абонемент, – шутливо произнес Дима.
– Тебе нужно роман дописывать. – Она сложила руки у него на груди, уперлась в них подбородком и посмотрела на него. Дима с ума сходил от ее взгляда. Причем он уже не боялся его пронзительности.
– И то верно, – согласился он. – А может, все-таки? – Он попытался дотянуться до ягодиц, но она ударила его по руке и, улыбнувшись, встала.
– Вечером. Все вечером.
– Все-все? – Дима приподнялся на локтях и осмотрел ее красивое тело.
– Ну, я думаю, в пределах дозволенности, – улыбнулась Вера и накинула халат на плечи. – Я пойду душ приму, а ты пока можешь убраться здесь.
Дима откинулся на подушку, когда девушка вышла из комнаты. Пришло время нарушить табу. Он вернулся к рассказу об изнасиловании. Дима одного не мог понять. Почему Семен позволил? Сысоев даже мог понять насильников. С трудом, но мог. Перепили парни, всплыли бывшие обиды. Не дала она им или в школе обзывалась. В общем, водка вымыла из глубин сознания давно забытые обиды, и растревоженная душа потребовала возмездия. На что были готовы эти твари, Дима догадывался еще до того, как услышал этот рассказ. Если действия этих ублюдков можно было оправдать их ничтожностью, то родной дядя, не предотвративший насилие, выглядит просто монстром. Дима вспомнил красное лицо Семена, добродушный взгляд, ровный, тихий голос. Нет, не подходила ему роль чудовища. Возможно, он ничего не знал об этом. А возможно… Может быть, собаки и заходили к нему спросить разрешения полаять, но алкаши просто забыли спроситься. Без спроса взяли и изнасиловали его племянницу. Это больше похоже на правду. А Вера злилась на него. Вот и все. Но Дима не собирался останавливаться на собственном умозаключении. Он должен все выяснить, и он это сделает.
* * *
Вера ушла к своей сумасшедшей тетке. Дима сел за роман. Теперь пришло время вспомнить жутчайший по своей сути сон. Все время, что он описывал в самых кровавых подробностях детали сна, Дима поглядывал на возможное место двери в полу. Вдруг ему в голову пришла довольно-таки странная мысль.
«Если, – думал он, – мне кошмары показали изнасилование Веры, то, возможно, здесь когда-то и была дверь. Тьфу ты! Ну, необязательно дверь. Люк или просто дыра с лестницей, ведущей вниз».
Все может быть. Дима сохранил текст и закрыл ноутбук. Положил его на стол и встал из кресла. Он уже видел очертания двери. Дима осмотрел все углы со всевозможным садовым инвентарем. Лом и кувалду он нашел у противоположной двери. Лопата и ледоруб – труба, приваренная к обуху топора, – стояли у его любимого кресла. Он был во всеоружии и готов искать то, что его ждало уже несколько дней.
Дима взял лом, замахнулся и воткнул в землю. Сплющенное жало вошло, но с трудом, будто в промерзлую землю. Он поднял его еще раз и опустил, потом еще и еще. Земля стала совсем мягкой. Дима отложил лом и взял лопату. Рука нещадно ныла, но он продолжил копать. Ломом он разрыхлил только корку толщиной сантиметров десять. Дальше штык лопаты входил с таким трудом, что уже через пять минут работы у Димы тряслись руки. Он отложил лопату и взял ледоруб-топор. Теперь у него не было особого желания искать эту дверь. Но трясущиеся руки на автомате подняли ледоруб и опустили. И тут же Дима услышал звук, очень похожий на удар по деревянному полотну. Он отбросил топор и, упав на колени, начал копать руками. Через пять минут он откопал часть двери. Его переполняли чувства: страх, восторг, любопытство и снова страх.
Дима откопал ее полностью, откинул ненужный теперь инструмент и сел на землю. Чувство страха сейчас было самым сильным, и оно не подпускало его к двери. Он сидел и смотрел, будто ждал, что вот-вот ее кто-нибудь откроет и позовет его или затащит туда, под землю. Он встал, поднял кувалду и сделал шаг к двери. Если бы сейчас из-под земли донесся смех или какой-нибудь звук, подтверждающий чье-либо присутствие, то Дима выбежал бы из сарая. Но там было тихо. Дима подошел, нагнулся, держа наготове кувалду, и дернул за ручку. Дверь с жутким скрипом открылась, но ни демоны ада, ни мертвецы на него не напали.