Дмитрий прошелся по саду. Солнце уже стояло достаточно высоко. День обещал быть жарким. Дима не удивился бы, узнай, что каждый год в день рождения Семена ясная и теплая погода. Крестный отец – это вам не хухры-мухры. Он прошелся по дорожке к калитке. Поднял яблоко, повертел его в руке. Насколько он знал, это был белый налив. Протер его об одежду и откусил. Поморщился от кисло-сладкого сока, наполнившего рот. Взгляд его остановился на скамейке у дома напротив. Там сидела сладкая парочка – спортсмен и собутыльник. Они не пили и не разговаривали. Это было чертовски странно. Они смотрели на него, будто знали, что он сейчас подойдет к калитке. Дима не успел сообразить, когда его тело рефлекторно сжалось и ноги, подогнувшись, спрятали его за забором. Сысоев только сейчас понял, как насмешил алкашей. Устроил прятки. Но выходить он не спешил. Костюм супергероя валялся скомканным где-то на задворках сознания. Это лишний раз доказывало, что пожалел девочку, и хватит. Сиди за своим забором и не суйся, куда тебя не просят.
Он выглянул в щель. Скамейка была пуста. Зачем они приходили? Уж точно не для того, чтобы пригласительный отдать. Дима медленно встал, ноги продолжали трястись. Так и есть, на лавке никого не было. Дима отбросил покрывшееся цветом ржавчины яблоко и пошел к сараю. Теперь он просто хотел написать роман, а по приезде Куликова попроситься назад в город. А еще он хотел забрать с собой Веру.
* * *
Он все-таки не выдержал. Дима прекрасно знал, что там и осматривать-то нечего, но все равно полез. Это даже не от скуки, а от того, что он боялся показаться слабым. Дима уже потерял одну любимую женщину. Из-за своей трусости. Он мог остановить все вовремя, но побоялся. Дима часто, в самом начале пути, писал трогательные рассказы о человеческих пороках. Измена была одним из них. Так как он писал с точки зрения мужчины, изменницами были только женщины. Хотя Дима прекрасно понимал, что, даже если гуляет жена, в измене виноваты оба. Оба, черт побери! В небольших рассказиках он пытался описать возможные реакции рогоносца, заставшего «верную» женушку. Реакции были разные. От сопливых примирений до убийства и самоубийства. На самом деле Дима часто думал тогда о том, что он предпримет, когда его коснется такая беда. Однозначного ответа у него не было.
Когда это случилось реально, у него не было не только ответа. У него не было ничего. Его словно парализовало. Он молча смотрел на то, как Лена прихорашивалась и без каких-либо объяснений куда-то убегала. Возвращалась под утро, делала свои дела и ходила рядом с ним, будто его и не было вовсе. Он хотел ее убить. Очень хотел. Но он боялся ответственности. Чертовой ответственности не перед законом, а перед самим собой. Он любил жену и поэтому не желал ее отпускать. Однажды он пришел домой с огромным букетом роз. Дима даже не пил в тот день. Он рассчитывал на примирение и поэтому выпил немного только для храбрости. Она была как лед. Снежная баба с морковкой в башке вместо носа выглядела чувственней его благоверной. Когда она отбросила букет, Дима встал на колени, обнял ее за ноги и прижался лицом к животу. Мямлил что-то о том, как он ее любит, как не может без нее жить. Она выслушала молча. Когда он закончил, отстранилась и сказала всего восемь слов. Но какими они были! Лена выговаривала их четко, будто забивала гвозди по самую шляпку в крышку гроба, в который до этого она сложила их отношения.
– Ты ничтожество. Я все равно от тебя уйду, – сказала она и ушла в кухню.
Дима прекрасно понимал, что их отношения убил он сам, а она просто похоронила их. Но это он понимал сейчас. Тогда же он чувствовал себя облитым дерьмом. Он тогда впервые с того момента, как погиб отец, расплакался навзрыд, мало беспокоясь, что его услышат. В тот день он снова захотел ее убить. В конечном итоге он отпустил ее. Поступил как трус, но зато на душе было спокойно. Сравнительно. Он не смог удержать жену, может быть, поэтому он теперь хочет всячески понравиться Вере. Чтобы понравиться как следует, он хотел наказать насильников. А для этого ему нужно больше фактов. Ему вновь вспомнился Верин браслет. Возможно, гравировка «Кошечке от ее котика» была одним из фактов.
– Кто же ты, «котик»?
* * *
Дима спустился в подвал, и первое, что бросилось в глаза, были книги, сброшенные на пол. Здесь кто-то побывал. Об этом говорил и большой след на столе. Дима напрягся. Здесь прятаться было негде, но Сысоев осмотрелся. Было ясно, посетители что-то искали. Но когда? Наверняка когда он был в доме, пил чай и смотрел новости.
Дима не знал, осталось ли что-нибудь после обыска, но он решил пока убраться. Начал с книжного шкафа. Поднял первую книгу. Ею оказалась «Стилистика для начинающих». Он покрутил ее в руках, пролистнул. Он читал практически все, что есть на русском языке. Помогло ли это ему? Безусловно. Он искренне был удивлен некоторыми вещами. А особенно тем, что он был один из немногих, кто учил все правила в школе (русский язык давался тяжело, и ему приходилось зубрежкой как-то вдалбливать его в себя), но к двадцати семи годам не помнил ни одного из них. Ему приходилось учить их заново. Помимо правописания для более или менее сносного графоманства нужно было много чего. Вот он и штудировал учебники и просто интересные книги. Здесь он видел тот же случай.
«Как писать», «Как стать писателем за 24 часа», «Как написать бестселлер», «Как написать гениальный детектив» и так далее. Перед ним лежало с полсотни подобных книг. Дима присел, с замиранием сердца собрал тоненькие кирпичики. Самым толстым был разве что «учебник» Никитина. Он тоже его читал. Не сказать, что на тот момент он узнал что-то новое, но было познавательно узнать, как раскрученный автор видит, а самое главное, выставляет на свет тонкости своей работы.
Работа, надо признать, не сахар. Единственное, что Диму не оттолкнуло тогда (да и уже вряд ли оттолкнет), так это та редкая гармония работы и удовольствия. Ему нравилось то, что он делает, и это не могло не радовать.
Дима сложил книги на полки. Провел по корешкам. Что они искали? Когда-то, в бытность учеником средней школы, Димка клал в книжки самое драгоценное, что у него было. Он собирал фантики. Дима почувствовал, как лицо наливается краской. Еще одним краснолицым в деревне стало больше. Странно, ему было стыдно за свое детское увлечение до сих пор. Тогда он аккуратно разглаживал каждый фантик и вкладывал между страниц собраний сочинений Дюма, Пушкина и Толстого. Потом, повзрослев, он сохранил эту привычку и так же с трепетом укладывал в книги фантики поинтересней. Рублевые и трехрублевые купюры ждали своего часа в томах, которые и брали-то в руки только для того, чтобы протереть пыль.
Он достал «Алхимию слова». Пролистал. Ничего. Даже если здесь что-то и было, это подобрали. Дима поставил книгу назад, провел пальцем по корешкам. Нет. В книгах ничего нет. Он посмотрел на диван. Подошел, потрогал обивку. Может быть? Почему тогда не вспороли? Либо нашли, что искали, либо чего-то испугались.
Дима повернулся к столу. След от кроссовки (он был уверен, что здесь побывал спортсмен) украшал потрескавшееся стекло. А здесь он что, танцевал? Дима встал на стул, посмотрел на стену, потом на потолок из ржавой листовой стали и шагнул на стол. Между шпалами, из которых были выложены стены, и потолком образовался небольшой карман, в котором вполне можно было что-нибудь спрятать. Спортсмен здесь не танцевал, он увидел этот тайник и взял то, что там было.