В левом боку сильно жгло. Она попыталась потрогать бок рукой, но руки не двигались. Уплотнения вокруг запястий и лодыжек подсказали, что она привязана.
Она не ослепла, это капюшон. И не парализована, просто связана. И, о чудо, она может слышать. Последние несколько недель, когда ее перевозили с одного места в другое, ей закрывали уши затычками, так что она различала не столько звуки, сколько вибрацию. Похоже, она в самолете. И кроме шума двигателей, слышит разговор охранников. Она узнала акцент по фильмам. Американцы. Говорят двое.
— Мужик, как хорошо оказаться дома.
— Сколько у тебя продлится стоянка?
— Может, неделю. Смотря, как пойдут дела. А у тебя?
— Примерно столько же. Скажу тебе по правде, я буду рад избавиться от них. Эти парни меня пугают.
— Расслабься. В них закачали столько лекарств, что слону хватит.
— А зачем их везут сюда?
— Не в курсе. Слышал что-то про суд.
— Хорошо. Надеюсь, их поджарят.
— Я бы просто всадил в них по пуле, чтобы сэкономить электричество.
«Гольфстрим» подрулил к концу посадочной полосы и повернул направо, к отдельно стоящему ангару в пятистах ярдах отсюда. Двери ангара были уже открыты, внутри виднелись не меньше дюжины мужчин и шесть внедорожников. Как и экипаж, все мужчины были в масках.
Самолет медленно заехал в ангар, огромные железные двери закрылись. Через несколько секунд на борту самолета открылся люк, и из него показался трап. Один из мужчин поднялся по нему и исчез в глубине самолета.
Только один из «пассажиров» был развязан. Женщина. Один из охранников достал пистолет и передал его напарнику. Он помог женщине слезть с каталки. Она попыталась удержаться на ногах и устояла скорее благодаря поддержке мужчины. Они спустились по грохочущему трапу, обнявшись, как любовники, выползающие из бара.
Женщина добралась до бетона и осела на колени.
— Она в порядке?
— Будьте осторожны, она может притворяться.
— Чувак, у тебя слишком развитое воображение.
— Ты читал досье этой сучки? Она прикончила больше народу, чем Бен Ладен.
— Да дерьмо все это. Не крал я мальчишку.
— Тогда, Коди, что ты там делал?
Фриск сидел за столом в комнате для допросов перед Коди Паркером и его назначенным судом адвокатом, латиноамериканкой лет тридцати, на третьем этаже Федерал Плаза.
— Я же сказал вам. Мне позвонили.
— Очень удобно. Кто?
— Не знаю. Сказали, знают, кто убил Грея Стоукса, и если я тоже хочу узнать, то должен там с ними встретиться.
— И что, они не назвались? Ты не узнал голос?
— Нет. Слушайте, если я украл этого мальчишку, тогда где деньги? Или вы уже запихали их в мой пикап?
— Так почему бы тебе не рассказать нам, где они?
— Кто-то меня подставил.
Фриск откинулся на спинку стула, скрестил руки на груди и зевнул:
— Ну, давай дальше. Я готов рассмотреть все альтернативные версии.
— Это та корпорация. Они следили за мной, чтобы рассчитаться.
Фриск рассмеялся. Непрофессионально, но он не смог удержаться.
— Они организовали похищение сына одного из своих сотрудников для того, чтобы отомстить тебе лично? Ладно, это, определенно, интересная версия. Но в ней отсутствует мотив. Почему именно тебе?
— Что значит, «почему именно тебе»? Я выступал против них. И почему это вы не пытаетесь поймать того, кто убил мою маму?
— Потому что у нас нет никаких доказательств того, что она умерла неестественной смертью. Однако это подводит нас к другому событию. Эксгумации тела Элеонор ван Стратен. Ты говорил об этом, когда сказал «выступал против них»?
Коди уставился в потолок:
— Не знаю, о чем вы.
— За исключением того, что мы обнаружили на твоих ботинках землю, которая в точности совпадает с землей из могилы Элеонор ван Стратен.
Коди сжал челюсти и мельком взглянул на своего адвоката.
— ОК, я это сделал.
— Наконец-то, — заметил Фриск. — Кто еще был с тобой?
— Я был один.
— Достать тело, даже сухонькой старушки, работа для двоих. Минимум.
— Я же сказал вам, что был один.
— А как же твой друг, который взорвал машину, чтобы избавиться от экспертизы?
— Это же бред какой-то — я хочу спрятать все следы и при этом сижу в машине напротив мальчишки?
— Ну, ты же должен признать, что был там. Никто ведь не телепортировал тебя туда или еще что.
— Я был там. И сказал почему. Если не верите мне, проверьте записи телефонных разговоров дома.
— Мы уже проверили.
— И что?
— Тебе действительно звонили.
— Значит, я говорю правду.
— Записи ничего не говорят о содержании разговора. И если уж зашла речь о правде, то сколько раз тебя спрашивали о миссис ван Стратен?
— Ну… точно не помню.
— Трижды. И все три раза ты отрицал свою причастность. Так что позволь мне проявить некоторое недоверие, когда речь заходит о честности.
Коди воздел руки к небу:
— И что теперь будет?
— Тебе предъявят обвинение. Потом ты предстанешь перед судом. У тебя будет достаточно времени подумать, хочешь ты или нет признать себя виновным.
— Вы это на меня не повесите. И ни на кого из движения.
— Думаешь? — Фриск встал и подошел к ящику в углу комнаты. Он снял крышку и достал прозрачный пластиковый пакет для улик. Внутри был фотоальбом с красным корешком и простой серой обложкой. Фриск положил пакет на стол.
— Давай любуйся.
Коди осторожно открыл пакет и засунул в него руку, будто ожидая, что оттуда кто-то выпрыгнет и укусит его.
— Это мое. И что?
— О, мы знаем, что это твое. Там все страницы покрыты твоими отпечатками.
— Тогда зачем спрашивать?
— Эта штука была вместе с Джошем Халмом, когда мы его нашли. Кто-то обронил его на месте передачи. И на всем альбоме твои отпечатки, вперемешку с отпечатками Джоша Халма.
— У меня украли кучу всякого барахла, — категорично заявил Коди.
— Ты сообщал о краже?
— Нет, — ответил Коди, помотав головой.
— Джош Халм рассказал нам, что этот альбом находился в комнате, в которой его держали после похищения.
Фриск протянул руку и раскрыл альбом на случайной странице. Глаза были большими, карими и хорошо знакомыми Фриску и Коди. Как и обнаженная плоть на макушке собачьей головы.