Прудников мотнул головой. Фонарь вроде бы ожил, но тут же потух. Он снял бесполезные аккумуляторы с пояса и каску с головы. Сложил все аккуратно у стены, будто собирался вернуться за ними. Удивительно, но он почувствовал себя легче. Настолько, что хотелось бежать. Но стена ночи не давала ему даже ускорить шаг, не то чтобы побежать.
Он словно слепой пошел вперед, ощупывая стену. Ему хотелось скорее убраться отсюда, от этих воспоминаний. Но они следовали за ним по пятам. Чем дальше, тем отчетливей он слышал, что за ним действительно кто-то идет. Он даже представил себе, что за ним по стеночке идут сначала Медведица, потом Светка – его первая любовь, а за ней, конечно же, Лариска – жена. Как же без нее? Бывшая жена была везде. Вот и там, он был просто уверен, она крадется где-то за его спиной.
– Тряпка! – услышал он.
– Женишок.
– Капля он, с конца своего папаши-недотепы.
Каждый его шаг был озвучен этими тварями.
– Размазня.
– Любовничек.
– Ошибка природы.
Несмотря на полную тьму, Слава ускорил шаг. Женщины заговорили быстрее, будто темп его шагов напрямую зависел от произнесенного ими.
– Подстилка.
– Благоверный мой.
– Выкидыш пьяной шлюхи.
Прудников хотел развернуться. Он даже остановился. Но потом, поняв, что, возможно, от него именно этого и ждут, побежал вперед на свой страх и риск. Ни стен, ни ям перед ним не выросло. Он уже довольно быстро бежал, когда увидел тусклый свет впереди. Прудников перешел на шаг. Свет в конце тоннеля… Его поразила аналогия, возникшая в голове. Очень поразила. Больше, чем он ожидал. Этот свет мог быть как выходом, так и западней. Тут надо подумать.
– Я же говорила: размазня.
– Да, у тебя женилка так и не выросла.
Славка не стал ждать, что скажет учительница русского языка и литературы. Тем более она знала столько обидных слов, что Слава мог легко забыть о гребаном внутреннем стержне и расплакаться прямо здесь и сейчас. Он побежал на свет.
* * *
Когда фонарь потух, Соня замерла. Она не знала, здесь Антонина Петровна или нет. Если даже она все еще в тоннеле, то никак себя не проявляла. Затаилась, сука! Произошло ровно то, чего Сухорукова и боялась. Теперь она очень сомневалась, что глаза привыкнут к темноте и она сможет продолжить свой путь.
Она подошла к стене и медленно пошла вперед. Ее пугало все, что могло прятаться в темноте. Люди или призраки с вилами, Антонина Петровна, провалы и завалы. В общем, все, что ей могло помешать добраться до выхода. Хоть возвращайся назад в комнату с трупами за факелом. Но Соня боялась, что там уже кто-то хозяйничает. Кто-то очень нехороший. Кто-то, кто только и ждет ее возвращения, чтобы убить и кинуть на ту зловонную кучу. К тому же отсюда до выхода в любом случае ближе, чем из той покойницкой.
Софья кралась, словно вор в глухую ночь. Бугристая стена под руками давала какую-то уверенность. Соня знала, что именно она доберется первой до выхода. Но это ей напомнило то, что все так думают. Каждый человек думает, что он сегодня не умрет, что умрет кто-то другой. Кто-то другой… Соня, несмотря на попытки суицида после гибели Саши, очень любила жизнь. Да и попытки те были ни к черту. Так, показательное выступление. Чтобы ее не бросили, чтобы кто-нибудь был рядом, чтобы, наконец, на нее обратил внимание Прудников.
«Не рановато ли, а? Мужа еще на сороковой день не помянули, а она уже привлекает внимание. Малолетняя потаскушка».
Голос Антонины Петровны был настолько ярким, что Соня даже подумала, что та вернулась и стоит перед ней в темноте. Но потом поняла, что голос этот у нее в голове. Наверное, в голове. Ей хотелось, чтобы он был в голове. Но на всякий случай Софья ускорила шаг. Насколько могла, конечно. Она чувствовала себя слепой. Тьма надежно обволокла все вокруг, Сухорукова даже не видела собственную руку, поднесенную к лицу. Она не знала, возможно ли подобное в нормальной жизни, но здесь, в этом царстве мертвых, было возможно все. Нельзя только выбраться отсюда. Теперь, находясь в кромешной тьме, Соня потеряла всякую надежду на спасение. Ей хотелось плакать. Плакать и кричать. Но из горла вырвался только сдавленный стон.
– Не думай сдаваться.
Нежный голос Саши заставил ее вздрогнуть. Его рука взяла ее ладонь, и Соня успокоилась.
– Пойдем.
Муж буквально потащил ее по черному коридору. Но Соня не вырывалась. Она подумала, что воспримет любой конец, уготованный ей судьбой. Слишком долго она сопротивлялась. Устала. Тем более, не может же муж, пусть и мертвый, привести ее к погибели. Даже если и может, Соня примет это как единственный правильный выход. Через минуту или час тот, кто тянул ее, остановился. Потянул ее руку и положил на какой-то металлический прут.
– Эта лестница выведет тебя наверх, – сказал Саша и исчез.
Она все еще не видела. Соня просто почувствовала, что его нет рядом. Сухорукова постояла еще какое-то время, взялась за вторую ступеньку и полезла вверх. Она никак не могла понять, почему в душе так пусто, почему нет радости от спасения. Потому что здесь, в этом аду, оставались ребята. А самое главное, здесь оставался Слава.
* * *
Наверное, он снова терял сознание, потому что, когда Боря открыл глаза, шлюха с окровавленными ногами исчезла. Шувалов крутанулся, но не сильно. Он боялся, что за ним могут еще наблюдать. А он очень не хотел привлекать к себе внимание. Боря глянул на Наташу. Она висела голая. Борька повернулся к Сереге. Черт! Какая-то сука раздела их! Шувалов почувствовал легкий холодок. Так бывает, когда выходишь из ванной. Боря медленно поднял голову. Их всех раздели. Зачем?
«А как ты думаешь? Уж наверняка не для стирки твоих вещей. Есть еще идеи?»
Идеи были. Но, к сожалению, все плохие. Нет, они вполне в духе сегодняшней прогулки. То есть как бы нечего жаловаться. Логическое завершение вечера. Экстремальненько? Еще бы! Экстремалам экстремальная смерть. Вот только есть одна загвоздка. Боря так не хотел. Черт возьми! Он не хотел подыхать, как свинья на забое. Да он, к чертям собачьим, никак не хотел умирать!
Он дернулся в надежде, что это просто такая шутка – слабые узлы (конечно же, завязанные для веселья) развяжутся, и он упадет на землю. Но ничего подобного не произошло, потому что вряд ли так будет кто-нибудь шутить с ним.
«Но почему меня тогда до сих пор не убили? – казалось бы, спасительная мысль прокралась в его растревоженный мозг. Но ответ тут же нашелся: – Они хотят, чтобы я помучался».
– Разве недостаточно? – спросил он, слабо соображая, что говорит вслух. – Я остался без руки. Да и без ноги уже наверняка. Разве этого мало? Эй! Кто-нибудь ответьте? Разве мало того, что я предал маму? Да! Да! Я предал маму! И я мучаюсь все эти годы.
Последние слова он прошептал.
– Разве этого мало? Мало того что она умерла из-за меня, так я еще… Я после похорон поехал к друзьям… Да, так прямо на костылях. Чтобы забыться, отвлечься, что ли. Это была официальная версия, на самом деле я ехал посмотреть фильм… Тереха скачал его с Инета. Там какие-то три придурка лезут по отвесной стене. Без страховки, то есть экстремальненько до жути. Сам процесс восхождения нас мало интересовал. В конце этого жутика наверх поднимается только один, а два его долбаных друга разбиваются. И все это снято на камеру. Всюду мозги, кровь и дерьмо, а тот третий ползет. Когда камера показала одного из размазанных по бетону, его живот порвался, а вместе с ним и мочевой пузырь, и я увидел, как оттуда некоторое время бил фонтанчик мочи вперемешку с кровью. Завораживающее зрелище. В тот вечер я даже не вспомнил о маме… о том, что у меня больше нет мамы! Мы напились, и только иногда в моем мозгу всплывал этот фонтанчик мочи.