Сьюзен вновь опустила взгляд на записку.
Ей вспомнилась фраза, на которую она где-то наткнулась, — то ли пословица, то ли чье-то семейное изречение. «Если ты бежишь и слышишь топот копыт, то разумнее предположить, что за тобой скачет лошадь, а не зебра».
Это не зебра.
«Будь проще, — посоветовала она себе. — Ищи простой ответ».
Ну хорошо. Первое лицо. Единственное число.
Это — «я».
«Первое лицо владеет…»
Первое лицо, категория обладания?
Я владею… У меня есть…
Она склонилась над блокнотом и кивнула.
— Кажется, дело пошло, — тихо сказала она.
«…спрятало второе лицо».
Второе лицо. Это — «ты».
Она написала: «Я… ты».
Она перешла к «спрятало».
На мгновение ей показалось, что от жары поплыло перед глазами. Она сделала глубокий медленный вдох и потянулась за стаканом с водой.
Антоним к «спрятать» — «находить».
Она посмотрела на записку и вслух сказала:
— Я нашел тебя…
Ночная бабочка за москитной сеткой наконец оставила свои суицидальные упражнения и, свалившись на оконный карниз, сидела там одна посреди пышущей жаром безмолвной ночи, вздрагивая перед смертью, задыхаясь от незнакомого, навалившегося вдруг страха.
Занятия заканчивались, и он сомневался, что его кто-то еще слушает. Он посмотрел на то место, где когда-то находилось окно, которое было заложено, и где теперь была ровная стена. На какую-то секунду он задался вопросом, ясное ли сейчас небо, потом решил, что нет. Он представил себе за выкрашенными в зеленый цвет стенами лекционной аудитории бескрайний, затянутый серыми тучами окоем. Затем снова повернулся лицом к студентам.
— Задавались ли вы когда-нибудь вопросом, какова на вкус человеческая плоть? — неожиданно спросил он.
Джеффри Клейтон, молодой человек, с делано равнодушным выражением лица, которое придавало ему вид непривлекательный и неприметный, читал лекцию о любопытной склонности серийных убийц определенного типа к каннибализму, когда вдруг боковым зрением заметил, что на нижней стороне преподавательского стола бесшумно мигает красная лампочка. От внезапного чувства тревоги перехватило горло, но он, прервавшись лишь на секунду, взял себя в руки и перешел из центра небольшого возвышения к столу. Медленно опустился на стул.
— Итак… — произнес он, притворяясь, что перекладывает перед собой какие-то бумаги, — мы с легкостью можем заметить, что явление каннибализма имеет множество прецедентов в различных первобытных культурах, когда считалось, что, например, поедая сердце своего врага, можно приобрести его силу или храбрость, а поедая его мозг, можно обрести его ум. Поразительно похожие вещи происходят и с убийцей, который одержим теми или иными качествами выбранной жертвы. Он стремится стать одним целым с предметом своих вожделений…
Продолжая говорить, он осторожно положил руку под стол и начал внимательно наблюдать за примерно сотней студентов, сидевших перед ним в тускло освещенной аудитории, переводя взгляд с одного студента на другого, словно моряк, вглядывающийся в темный океанский простор в поисках знакомого ему навигационного знака.
Но в аудитории все было по-прежнему: скучающие взгляды, посторонние разговоры, редкие всплески любопытства. Он искал ненавидящий взгляд. Взгляд, полный гнева.
«Где же ты? — думал он. — Кто из вас хочет меня убить?»
Он не спросил себя: почему? Причина смерти так часто оказывается пустой, неважной, почти напрочь стираясь за своей повторяемостью и обыденностью.
Красная лампочка под столом продолжала мигать. Указательным пальцем он раз шесть нажал кнопку вызова охраны. Предполагалось, что тревожная сигнализация должна сработать в полицейском участке университетского кампуса, оттуда должны сразу прислать наряд, специально обученный и снаряженный. Так называемый СВАТ. [5] Но все это предполагалось в том случае, что кнопка работает, в чем он уже сомневался. С утра во всех мужских туалетах не было электричества, так что вряд ли этот университет способен поддерживать в рабочем состоянии электронику, если у них нет резервного электропитания.
«Ты с этим справишься, — сказал он самому себе. — Справлялся раньше, справишься и теперь».
Его взгляд продолжал изучать аудиторию. Он знал, что встроенный металлоискатель в дверях в конце зала имел дурную привычку то и дело отказывать, но знал также и то, что в начале семестра их преподаватель проигнорировал подобное предупреждение и в результате получил две пули в грудь. Бедняга так и умер от потери крови в коридоре университета, бормоча что-то о намеченной на другой день контрольной, в то время как его спятивший аспирант выкрикивал оскорбления над телом умирающего. Причиной нервного срыва якобы послужила неудовлетворительная оценка, полученная на промежуточной аттестации, — объяснение столь же вероятное, как и любое другое.
С той поры Клейтон больше никому не ставил оценок ниже «си», [6] чтобы избежать подобного рода конфликтов. Завалить нахального студента, конечно, иногда хочется, но не умирать же за это. Студентам, которых он считал на грани психоза, Клейтон автоматически ставил за работы «си» с плюсом или «би» с минусом, независимо от того, что они написали. Секретарь кафедры психологии знал, что студент, получивший такую оценку от профессора Клейтона, представляет собой угрозу, и сообщал в университетскую службу безопасности.
В прошлом семестре таких оценок было три, и все за введение к курсу «Анормальное поведение». Студенты прозвали его «Рабочие тетради убийства шутки ради», и Клейтон считал это если и не вполне точным определением, то, по крайней мере, креативным с точки зрения ритмики.
— …стать одним целым со своей жертвой после того, как все уже сказано и сделано, является целью действий такого убийцы. В этом принимает участие особая смесь ненависти и вожделения. При этом преступник зачастую хочет того, что ненавидит, и ненавидит то, чего хочет. Притягательность запретного и любопытство также играют свою роль. Их сочетание дает настоящий вулкан, где бурлят самые разные чувства. Это, в свою очередь, порождает перверсию, служанкой которой и становится убийство…
«Не это ли происходит и с тобой?» — спросил он мысленно своего невидимого врага.