— В кино на меня надели бы какой-нибудь передатчик, — попробовал шутить Кауэрт, сидя в машине с Тэнни Брауном. — Тогда я смог бы подать сигнал, если мне потребуется помощь.
— И вы взяли бы с собой такой передатчик?
— Наверное, нет.
— Я так и думал, поэтому придется обойтись без него.
Журналист улыбнулся, хотя на душе у него скребли кошки.
— Вы что, нервничаете? — спросил детектив из Пачулы.
— Разве заметно?
— Не волнуйтесь, он ничего вам не сделает.
— Знаю, но чувствую себя сейчас как укротитель, внезапно встретивший в джунглях льва, которому угрожал бичом. Только теперь лев не в клетке, а укротитель без бича…
— Фергюсон может только рычать на вас, но не посмеет укусить.
— Надеюсь, что так, — пробормотал Кауэрт, вылезая из машины. — Ладно. Я скоро вернусь.
На улице было сыро и холодно. Журналист быстро зашагал по заплеванному тротуару мимо бездомных, спавших в подъездах заброшенных зданий. Услышав его шаги, бродяги начинали возиться и сопеть, но ни один из них так и не проснулся. Где-то вдалеке гулко заработал дизельный двигатель, поехали первые утренние автобусы.
Немного постояв перед домом Фергюсона, Кауэрт решительно вошел внутрь и взбежал по ступенькам. В такой ранний час Фергюсон наверняка был дома. Журналист надеялся, что тот еще спит и спросонья испугается и растеряется. Людям труднее всего сохранять самообладание в зыбкие часы между ночью и днем.
Переведя дух, Кауэрт громко постучал в дверь. В квартире было тихо, и журналист постучал еще раз. Наконец за дверью послышались шаги. Кауэрт еще раз стукнул кулаком.
Залязгали засовы, и дверь приотворилась. В образовавшуюся щель выглянул Фергюсон.
— Мистер Кауэрт?! — удивился он при виде журналиста.
«Ах ты, подлый убийца!» — подумал Кауэрт, но вслух сказал:
— Доброе утро, Роберт.
Проведя рукой по заспанному лицу, Фергюсон пробормотал:
— Я должен был догадаться, что вы тоже появитесь.
— Вот и я.
— Что вам нужно?
— То же, что и обычно. У меня к вам есть вопросы.
Фергюсон отворил дверь, и Кауэрт вошел в квартиру. Оказавшись в маленькой гостиной, журналист быстро огляделся по сторонам, стараясь запомнить увиденное.
— Выпьете кофе, мистер Кауэрт? — спросил Фергюсон. — Еще у меня есть шоколадный торт. Хотите кусочек?
— Нет.
— А я хочу.
— Так пейте, ешьте!
Фергюсон исчез в маленькой кухне и несколько минут спустя появился оттуда с чашкой кофе и с тарелкой, на которой лежал торт. Тем временем Кауэрт выложил на стол свой магнитофон. Фергюсон отрезал себе кусок торта блестящим стальным охотничьим ножом с шестидюймовым лезвием и положил нож на стол.
— Любопытный у вас кухонный нож, — заметил журналист.
— Скорее полезный, чем любопытный, — пожал плечами Фергюсон. — В этом районе часто грабят. Обычно это делают наркоманы. Им нужны деньги на кокаин и героин. Наверное, вы заметили, в каком милом райончике я живу.
— Заметил, — кивнул Кауэрт.
— Тут требуются средства самообороны.
— А в каких-нибудь других целях вы этот нож используете?
Фергюсон усмехнулся. Кауэрту показалось, что он смеется над ним так, как младший в семье смеется над старшим братом, потому что знает, что родители все равно примут его сторону.
— В каких же других целях прикажете его использовать? — пробормотал Фергюсон. — Разве что колбаску порезать. — Он глотнул кофе. — А вы — ранняя птаха! Чуть свет, а у вас уже вопросы. Ну задавайте!.. Кстати, вы один? — Фергюсон подошел к окну и выглянул на улицу.
— Один.
Фергюсон повернулся к журналисту:
— Я жду ваших вопросов, мистер Кауэрт.
— Вы разговаривали со своей бабушкой?
— Я несколько месяцев не видел никого из Пачулы. У моей бабушки нет телефона. У меня тоже.
Оглядевшись по сторонам и действительно не увидев нигде телефонного аппарата, Кауэрт сказал:
— А вот я у нее был.
— Очень мило с вашей стороны не забывать о моей бедной старенькой бабушке.
— Я был у нее потому, что Салливан велел мне у нее кое-что поискать.
— Когда же Салливан мог вам это велеть?
— Перед самой казнью.
— Я не понимаю, о чем вы, мистер Кауэрт.
— Я о деревянном туалете на заднем дворе у вашей бабушки.
— Мне он никогда не нравился. Там дурно пахнет. Уже год, как мы им не пользуемся. Вместо него я сделал в доме настоящий туалет. Он обошелся мне в тысячу долларов наличными!
— Почему вы это сделали?
— Как это «почему»?! Вы думаете, зимой бегать на двор по нужде совсем не холодно?
— Я не об этом. За что вы убили Джоанну Шрайвер?
— Я никого не убивал, — смерив Кауэрта долгим взглядом, заявил Фергюсон. — И эту девочку я тоже не убивал. А я-то думал, что вы это наконец и сами поняли.
— Вы лжете!
— Нет! — с негодующим видом воскликнул Фергюсон.
— Вы изнасиловали ее, потом убили, бросили ее тело в болото и спрятали нож в дренажную трубу под дорогой. Дома вы заметили кровь на своей одежде и на ковровом покрытии в автомобиле, отрезали кусок покрытия, сняли одежду и сбросили все это в выгребную яму, потому что знали, что никто не захочет в ней рыться.
Фергюсон покачал головой.
— Вы отрицаете это? — спросил у него Кауэрт.
— Разумеется.
— Я нашел вашу одежду и кусок ковра из вашей машины.
Журналисту показалось, что по лицу Фергюсона промелькнула тень удивления, но потом тот лишь пожал плечами:
— И вы приехали сюда из самой Флориды только для того, чтобы сообщить мне об этом?
— За что вы ее убили?
— Я же уже сказал вам, что не убивал ее.
— Лжец! Вы лгали мне с самого начала!
Кауэрт рассчитывал разозлить Фергюсона таким заявлением, но тот, по крайней мере внешне, сохранял самообладание. Он снова улыбнулся, взял охотничий нож, взвесил его в руке и отрезал себе еще кусочек шоколадного торта.
— Салливан вам солгал, — сказал он журналисту. — А что еще он вам поведал?
— Он сказал, что это вы убили его мать и отчима в Исламораде.
— Я их не убивал, — покачал головой Фергюсон. — Но теперь я понимаю, почему ко мне приходила эта цыпочка с полицейским жетоном…
— За что вы убили Джоанну Шрайвер? — настаивал Кауэрт.