— Ну допустим. Что еще?
— Может, кто-нибудь видел, как я сюда входил?
— Возможно. Старая больная жена консьержа все время следит за теми, кто входит и кто выходит. Возможно, вас также видели бездомные бродяги на улице, но, признаться, свидетели из них никудышные. Что-нибудь еще?
— А вдруг я кому-нибудь сказал, куда иду?
— Это не важно, — ухмыльнулся Фергюсон. — Никто не докажет, что вы дошли до моей квартиры.
— Отпечатки пальцев! Вся ваша квартира в моих отпечатках пальцев!
— Ну, кофе вы пить не стали. Значит, на чашке не осталось ни отпечатков ваших пальцев, ни вашей слюны. Что еще вы тут трогали? Стол? Так я протру его влажной тряпочкой.
— А вдруг вы что-нибудь упустите?
— Это, конечно, не исключено, — усмехнулся Фергюсон.
— Волосы. Кожа. А если я буду отбиваться? Я же могу вас поранить, и на мне будет ваша кровь. Ее могут обнаружить.
— Могут, — согласился Фергюсон. — Я рад, что вы не утратили здравомыслия даже в таком сложном для вас положении, мистер Кауэрт!.. Действительно, нож — это грубое и примитивное орудие. С ним хлопот полон рот, это знает любой первокурсник. И все-таки я совершенно уверен в том, что вы не станете писать эту статью.
— Нет, напишу! — настаивал Кауэрт.
— Экий вы упрямый! — Фергюсон схватил нож и поднял его вверх лезвием. — А знаете ли вы, что я могу зарезать вас без ножа? Скажите-ка мне, кто живет в доме номер тысяча двести пятнадцать на Уайлдфлауэр-драйв?
У Кауэрта подкосились ноги.
— Скажите мне, кто живет в фешенебельном пригороде Тампы? Кто каждый день ездит в школу на желтом автобусе? Кто каждый день играет в большом парке за целых два квартала от дома? Кто помогает маме делать покупки и присматривать за маленьким братцем? Думаю, участь этого младенца вас не очень волнует. Впрочем, как и участь его мамаши. Ведь далеко не все питают друг к другу после развода нежные чувства! Но к одной маленькой девочке вы наверняка относитесь по-другому!
— Откуда вы знаете?!
— О них писали в газетах, когда вы получили премию, — усмехнулся Фергюсон. — Да я и сам кое-что разузнал о вашей дочери. На всякий случай…
Кауэрт похолодел от ужаса, а Фергюсон спокойно продолжил:
— Итак, вы не напишете статью, мистер Кауэрт, потому что у вас нет ни фактов, ни улик.
— Я убью тебя! — прорычал Кауэрт.
— Меня? За что?
— Только пальцем ее тронь, и я!..
— Что вы тогда сделаете?
— Я убью тебя!
— Вам совершенно не поможет, если вы убьете меня, после того как с вашей дочерью случится страшное. Дочь себе вы этим не вернете. Вы никогда себе этого не простите и будете терзаться всю оставшуюся жизнь.
— Я убью тебя!
— Сильно сомневаюсь, что вы достаточно знаете о смерти, чтобы это сделать. Но теперь вы, кажется, начинаете понимать, каково тем, кого заперли в камерах смертников. Над головами этих людей тоже занесен меч, который может в любой момент опуститься.
С этими словами Фергюсон извлек из магнитофона кассету, сунул ее себе в карман и швырнул магнитофон журналисту, который едва успел поймать его, не то он грохнулся бы на пол.
— Этого разговора никогда не было, — ледяным тоном заявил Фергюсон и указал Кауэрту на дверь. — Идите и обо всем забудьте. Даже и не думайте писать статью!
— Хорошо, — еле слышно пробормотал раздавленный журналист и на непослушных ногах вышел из квартиры Фергюсона в коридор.
Кауэрт даже не слышал, как у него за спиной захлопнулась дверь и залязгали замки и засовы. В коридоре было невыносимо душно. Журналист рванул воротник рубашки, хватая воздух ртом. Кое-как спустившись по лестнице, он захлопнул входную дверь и, пошатываясь, побрел вдоль по улице. Вновь пошел дождь. На подгибавшихся ногах Кауэрт бросился бежать, не оглядываясь на дом, где жил Фергюсон, так, словно холодный воздух мог развеять чувство страха. Тэнни Браун вышел из машины, удивленно глядя на бегущего Кауэрта. Запыхавшийся журналист на бегу помахал полицейскому, чтобы тот сел обратно в машину. Добежав до нее, Кауэрт рывком распахнул дверцу и плюхнулся на сиденье.
— Едем, быстро! — прохрипел он.
— Что случилось? — спросил лейтенант.
— Прочь! Скорее! Поехали! — Вытянув руку, Кауэрт повернул ключ в замке зажигания. Двигатель заработал.
Тэнни Браун, ничего не понимая, покосился на журналиста с сочувствием и тронулся с места. Поравнявшись с автомобилем, в котором ждали Шеффер и Уилкокс, он опустил стекло и сказал:
— Оставайтесь здесь. Следите за домом Фергюсона.
— Сколько?
— Сколько понадобится.
— А ты?
— Я сказал: не упускайте Фергюсона из виду!
Уилкокс кивнул.
— Поехали! Поехали же! — завопил Кауэрт.
Нажав на газ, лейтенант двинулся вперед, оставив недоумевавших детективов следить за Фергюсоном.
Шеффер и Уилкокс просидели большую часть дня в машине за полквартала от входной двери дома, где жил Фергюсон. Нельзя сказать, чтобы при этом от них требовались большие конспираторские способности. Не прошло и часа с момента отъезда Брауна и Кауэрта, как о двоих детективах, сидящих на улице в машине, знали не только местные бродяги и правонарушители, но и вообще все в радиусе ближайших двух кварталов. Однако почти никто не обращал на детективов никакого внимания.
Какой-то подозрительный тип смачно выругал детективов за то, что они поставили машину прямо перед подворотней, где он обычно продавал наркотики, и стал метаться по сторонам, подыскивая другое подходящее место. Двое местных хулиганов в кожаных куртках, банданах и дорогих баскетбольных кроссовках задержались возле машины с детективами, показывая неприличные жесты. Когда Уилкокс опустил стекло и велел им убираться, они расхохотались ему в лицо и принялись с нескрываемым удовольствием передразнивать его южный акцент. Две проститутки в красных туфлях на высоченных шпильках и в шортах со стразами стали зазывать клиентов прямо под носом у полицейских, вполне справедливо полагая, что те не снизойдут до ругани с ними. Бездомные оборванцы с тележками из супермаркетов, наполненными всякой дрянью, подобранной на помойке, принялись стучать в стекло, требуя денег.
Усилившийся дождь разогнал местных жителей по домам, где они сидели, запершись на все замки и изредка выглядывая в зарешеченные окна. Унылый, непогожий день становился все мрачнее и мрачнее.
Несколько раз детективы переглядывались, недоумевая, что же такое приключилось с Кауэртом, но, сидя в машине, не могли найти ответа на тревоживший их вопрос. Уилкокс сбегал к телефону-автомату, но не дозвонился ни до Брауна, ни до Кауэрта. Так ничего и не узнав, они продолжали наблюдать за домом. Проходили часы, и их беспокойство нарастало.