— Да, все в порядке, — с трудом прохрипел журналист.
— Вот увидите, все не так страшно, — поспешил заверить его Роджерс, но тут же покачал головой. — Впрочем, конечно, это зрелище не из приятных. Нормальный человек не может смотреть на это без содрогания, но я уверен, вы выдержите, да?
— Выдержу, — судорожно сглотнув, пообещал Кауэрт.
— Вижу, старина Салли рассказал вам что-то особенное, — не сводя пристального взгляда с журналиста, заметил сержант. — О чем же он так долго говорил с вами? У вас такой вид, словно вы повстречались с самой смертью.
— Как раз о смерти он со мной и говорил, — пробормотал журналист.
— Да, он большой мастак в этом деле, — фыркнул Роджерс. — Но сегодня он впервые испытает ее на собственной шкуре… Вам пора, мистер Кауэрт. Смерть никого не ждет.
— Вы не совсем правы, — пробормотал журналист. — Иногда она откладывает свой приход.
— Но на этот раз она пришла не за вами, — по-прежнему внимательно разглядывая Кауэрта, заметил сержант Роджерс. — И все-таки, как вы себя чувствуете? Я не хочу, чтобы вы грохнулись в обморок или закатили истерику. Казнь должна происходить в спокойной торжественной обстановке. — Он усмехнулся.
— Я не закачу истерику, — пообещал Кауэрт и шагнул в сторону помещения, где должны были казнить Салливана.
Как раз истерику ему закатить очень хотелось, ведь он только что узнал о том, что своими руками выпустил на свободу кровожадного убийцу.
Перед его глазами появился Роберт Эрл Фергюсон, он стоял у дома на Тарпон-драйв и смеялся над ним, Кауэртом, прежде чем расправиться с его обитателями. Журналист вспомнил глянцевые снимки с изображением трупа Джоанны Шрайвер, извлеченного из болота, — они были блестящими и скользкими, словно вымоченными в крови.
«Салливан покончил со мной», — уныло подумал Кауэрт. Он заставил себя войти в помещение, где должны были казнить убийцу, и тут же встретился взглядом с Брюсом Уилкоксом. Низкорослый полицейский сидел в первом ряду, на нем был пестрый пиджак в клеточку, не вполне уместный в двух шагах от электрического стула. Детектив скривился в кислой улыбке и кивнул на место рядом с собой. Кауэрт осмотрелся по сторонам. Около двух десятков официальных свидетелей казни сидели на расставленных в два ряда стульях с откидывающимися сиденьями. Все смотрели прямо перед собой, словно желая запечатлеть в памяти малейшие подробности того, что должно было произойти. Присутствовавшие напоминали восковые фигуры.
Свидетелей казни отделяла от эшафота стеклянная перегородка, и казалось, что присутствующие смотрят спектакль на сцене театра или телепередачу. На эшафоте под большими электрическими часами стояли четверо: двое охранников в форме, врач с небольшим черным саквояжем и человек в костюме — представитель прокурора штата Флорида.
Секундная стрелка часов описывала круги на циферблате с невероятной скоростью.
— Садитесь, Кауэрт! — прошептал детектив Уилкокс. — Сейчас начнется самое интересное.
Журналист заметил еще двоих коллег — из газеты «Тампа трибьюн» и из «Сент-Питерсберг таймс». Они сидели с мрачным видом и, кивнув Кауэрту, стали вновь деловито строчить в своих блокнотиках. За журналистами сидела женщина с телевидения Майами. Не сводя глаз с электрического стула, она судорожно комкала в руках белый носовой платок.
Кауэрт рухнул на свой стул. Холодный металл сиденья показался ему раскаленным.
— Несладко сегодня пришлось, а, Кауэрт? — злорадно прошептал детектив Уилкокс. — Ну ничего, кому-то сегодня придется еще хуже!
— Зря вы так в этом уверены, Уилкокс! — огрызнулся журналист. — Как вы тут очутились?
— У Тэнни есть влиятельные друзья. Он послал меня посмотреть, как будет вести себя перед смертью Салливан. А вдруг он сломается и станет выклянчивать помилование… Между прочим, Тэнни так и не поверил, что это Салливан убил Джоанну Шрайвер. А еще лейтенант Браун сказал мне, что смертная казнь — поучительное зрелище. Тэнни все время старается меня чему-нибудь научить. Он считает, что полицейскому обязательно нужно хоть раз в жизни посмотреть, как кончают жизнь на электрическом стуле отъявленные подонки.
— Сегодня вам представится возможность это увидеть, — буркнул Кауэрт.
— Что с вами? — забеспокоился Уилкокс. — У вас ни кровинки в лице. Что-нибудь произошло? — И прежде чем журналист успел ответить, детектив прошептал: — Тсс! Полночь!
Из боковой двери появился тюремный надзиратель, а следом Блэр Салливан, которого вели трое охранников. Салливан был бледен, на его лице застыла кривая ухмылка, он напоминал живой труп. Вслед за конвоем Салливана спешил священник, с растерянным видом и с Библией в руке. Отойдя в сторону, священник кивнул надзирателю, открыл Библию и стал что-то читать про себя. Салливан с ужасом уставился на электрический стул, а потом стал затравленно оглядываться по сторонам, словно разыскивая висевший на стене телефон. Казалось, что у преступника вот-вот подогнутся колени, но ему быстро удалось взять себя в руки. Кауэрт подумал, что Салливан впервые за все время их знакомства обнаружил что-то отдаленно напоминающее простые человеческие эмоции.
Приговоренного усадили на электрический стул, двое охранников опустились на колени и стали пристегивать к стулу его руки и ноги. Поперек груди Салливана также пристегнули широкие кожаные ремни. Один из охранников прикрепил к ноге Салливана электрод, другой зашел сзади и поднял колпак, готовый в любой момент накрыть им голову преступника.
Вперед вышел еще один тюремщик и зачитал приказ о приведении в исполнение смертного приговора Блэру Салливану, подписанный губернатором штата Флорида. Слова приказа отдавались в ушах Кауэрта гулким эхом, ему казалось, что казнить должны были не Салливана, а его самого.
Закончив чтение приказа, охранник еще некоторое время рассматривал бумагу, словно разыскивая на ней какие-то тайные знаки. Подняв голову, он посмотрел на Салливана и тихо спросил:
— Желаете произнести последнее слово?
— К черту всю эту канитель! Поехали! — прохрипел Салливан с дрожью в голосе.
Охранник махнул рукой, и на голову Салливана опустились маска и черный кожаный колпак. К колпаку прикрепили толстый электрический провод. Салливан извивался на электрическом стуле, пытаясь высвободиться, и драконы, вытатуированные на руках убийцы, ожили. На шее у Салливана проступили жилы, он пытался что-то кричать, но ему мешал кляп, который ему засунули в рот. Вместо слов из динамиков доносились только нечленораздельное хрюканье и дикий вой. Никто из свидетелей не проронил ни слова. Все тяжело дышали.
Надзиратель едва заметно кивнул в сторону перегородки в глубине эшафота. В перегородке была узкая щель, и журналист заметил, как в ней сверкнули чьи-то глаза. Глаза палача! Несколько мгновений палач смотрел на человека, пристегнутого к электрическому стулу. Потом глаза палача исчезли. Раздался глухой щелчок.
Кто-то рядом с Кауэртом охнул, кто-то сглотнул. Раздались еле слышные ругательства. Мигнуло электричество, и официальные свидетели казни вновь смолкли.