— Нет-нет, я все понимаю… — Явно не желая нарываться на лишние неприятности, Вольф попробовал объясниться. — Все дело в разнице восприятия. Вы видите в ней ребенка, я же воспринимаю ее…
Маньяк опять замолчал. Видимо, он хотел и в то же время не решался огласить свою характеристику Дженнифер, которая, несомненно, включала бы в себя такие слова, как «соблазнительная» и «аппетитная».
— Видите ли, профессор, мы с вами сейчас подходим к очень опасной черте. Вы уверены, что хотите преступить ее?
— Да.
— Учтите, я стану вашим проводником по миру очень темных страстей и желаний. Причем, уверяю, профессор, намеками там никто изъясняться не будет. Все, что может быть придумано, будет показано. Кое-кому это наверняка представится не только оскорбительным, но и омерзительным. Кого-то эти кадры просто шокируют. В общем, реакция людей, впервые познакомившихся с этой «продукцией», бывает непредсказуемой. Но, уверяю вас, в Сети нет ничего, за что кое-кто не был бы готов заплатить адекватную, с его точки зрения, сумму. И поверьте, этих «кое-кого» в мире достаточно, чтобы все, что вы только что видели и что осталось за кадром, не только существовало, но и постоянно обновлялось, пополнялось новыми фото- и видеоматериалами. Так вот, постараемся пристроить крошку Дженнифер в одну из ячеек этой схемы и попробуем придумать, как нам добраться до темных закоулков Интернета.
— Мистер Вольф, прекратите называть Дженнифер «крошкой». Это звучит как-то…
Вольф рассмеялся и закончил фразу за Адриана:
— По́шло, профессор?
— Хорошо выкрутились, ничего не скажешь, — проворчал Адриан Томас.
— Стараемся, профессор… Вы только учтите, что я еще не самый главный пошляк на вашем пути. Предупреждаю: Интернет опошляет все на свете.
Посмотрев на переплетенные, ритмично двигающиеся по плоскости экрана тела, Вольф осторожно спросил собеседника:
— Профессор, что вы сейчас видите?
— Как что? Я вижу, как мужчина и женщина занимаются сексом…
Вольф только покачал головой:
— Ну вот, я сразу подумал, что ответ будет именно таким. То же самое скажет любой. Но, профессор, нужно смотреть внимательнее, в самую-самую суть вещей.
Адриан вздрогнул и как бы невзначай протер глаза. Последние реплики, которые он по инерции готов был приписать Вольфу, на самом деле произносил кто-то другой. Вначале он узнал голос Брайана, но буквально через секунду понял, что младший брат на сей раз пришел не один. Такого с профессором еще не бывало: из-за плеча одного видения, явившегося ему, выглядывало другое. Адриан напрягся, пытаясь разобраться в сплетении знакомых интонаций и вычленить тот, другой голос, эхом повторявший то, что сказал ему Брайан.
— Посмотри повнимательнее, — услышал он, и вдруг его осенило: да это же Томми!
На мгновение Адриан смутился: еще не хватало, чтобы сын не только застукал его за просмотром порнографии, но еще и настойчиво требовал от отца вглядеться в эту гадость повнимательнее. «Впрочем, — подумал он через секунду, — кому, как не Томми, подгонять меня в этом деле, перед кем, как не перед ним, мне будет больнее всего проколоться». Радость переполняла профессора в эти мгновения. Еще бы — он ведь уже почти отчаялся когда-либо вновь услышать голос сына.
— Внимательнее смотри, — повторил Томми. — Сосредоточься, отец. Вспомни, что я тебе говорил. Воспользуйся своим пониманием поэзии, вспомни все, что ты знаешь о человеческой психологии, постарайся поставить себя на место преступника и думать так, как думал бы он. Представь себя в его образе. Вспомни, как ты наблюдал за лабораторными крысами. Вспомни, как пытался понять, почему они выбирают именно этот коридор в лабиринте, а не какой-то другой. Почему? Почему именно так? Почему не иначе? Что они от этого получают и как они это находят? Давай, отец, соберись и хорошенько подумай. У тебя все получится.
Адриан почти беззвучно, одними губами, прошептал имя сына. Само слово «Томми» наполнило его душу бурей противоречивых чувств. Любовь и утрата смешались, создав невероятный коктейль из счастья и горя. Ему захотелось сделать вид, будто он не расслышал или недопонял сказанное сыном, попросить его повторить свои слова еще раз. Томми опередил отца и подкинул ему еще одну идею:
— Папа, вспомни «Болотных убийц». Что подвело этих преступников?
— Они сами себя подставили, когда решили похвастаться своими «подвигами».
— И что это значит применительно к нашему случаю?
— Я так думаю, они были слишком уверены в себе и не смогли трезво просчитать последствия обнародования своих злодеяний даже перед, казалось бы, самыми надежными и близкими им по духу людьми.
— Ну вот, что я тебе говорю! Ты отлично соображаешь. Как ты думаешь, пап, не поискать ли нам в этом направлении?
Томми говорил уверенно и решительно. Он всегда умел сохранять спокойствие, даже в самые напряженные моменты, когда ему грозили самые страшные опасности. По всей видимости, благодаря этой черте своего характера сын и стал замечательным военным корреспондентом.
Адриан вновь посмотрел на экран телевизора.
— Эй, профессор… — В голосе Вольфа звучало беспокойство.
Адриан вздрогнул и почему-то заговорил с собеседником тоном школьника, отвечающего учителю домашнее задание.
— Я вижу людей, которые по каким-то неведомым мне причинам не имеют ничего против того, чтобы их показали вот на этом экране. Более того, похоже, что некоторые из них делают это с явным удовольствием, — принялся рассуждать профессор Томас. — Я вижу актеров, исполняющих свои роли в соответствии с писаными и неписаными правилами, и делают они это явно не из-под палки. В общем, я вижу людей, которых никто не принуждал так калечить свою душу.
Вольф ухмыльнулся и прокомментировал слова профессора:
— Боже, как поэтично! Готов подписаться под каждым вашим словом.
— Кроме того, я вижу эксплуатацию самых низких и грязных инстинктов, заложенных в человеке. Присутствует во всем этом и немалая доля коммерции.
— Скажите, профессор, видите ли вы во всем этом воплощение зла? Можете ли вы однозначно определить то, что видели, как торжество порока над добродетелью? Многие люди назвали бы увиденное развратом, свидетельством морального разложения и омерзительным зрелищем. После этого они непременно выключили бы телевизор или вышли бы из этой комнаты.
Адриан покачал головой и сказал:
— Я всегда занимался наукой. Мы, ученые, не выносим происходящему моральных оценок. Мы просто изучаем модели поведения тех или иных субъектов…
— Ну да, так я вам и поверил…
Вольфа эта беседа явно забавляла, но на сей раз такая реакция, к немалому удивлению Адриана, вовсе не покоробила его. Судя по всему, условно освобожденный маньяк долго размышлял над тем, с какой тайной целью обратился к нему профессор. Скорее всего, он подозревал, что Адриан Томас использовал просьбу о помощи в поисках пропавшей девочки как прикрытие для вылазки в мир разнообразной порнографии в сопровождении опытного экскурсовода. Улыбаясь, Вольф снова уткнулся в компьютер, и в этот момент Брайан прошептал старшему брату на ухо: «Слушай, пусть он и извращенец, но, по крайней мере, не социопат. Согласись, это уже неплохо».