Дафна бездумно вертела в пальцах гребень. Случайно она коснулась его мелких резных узоров. В то же мгновение в сознание ее ворвалась тьма и заполнила его до краев. Даф сошла бы с ума, если бы не выработанный еще в Эдеме рефлекс. Не сопротивляясь тьме, она сделала сознание прозрачным и, позволив волне мрака прокатиться сквозь него, быстро захлопнула его границы. Брезгливо отброшенный гребень шевелился на полу, как живой. Депресняк кинулся на него и вцепился зубами, на несколько секунд загородив гребень от Даф худой мускулистой спиной. Дафна увидела лишь, как кот что-то встряхнул, ударил лапой и сразу отбросил. На полу у батареи лежала мертвая бугристая ящерица – одно из тех мерзких созданий, которыми мрак когда-то населил Среднее Подземье. Даф вспомнила, как называли эти создания в Эдеме: «Aere et aqua interdicti» (Отлученные от воздуха и воды. Парафраза римской юр. формулы.). Существа эти обладали врожденным даром мимикрии и активно шпионили для мрака в Верхнем Мире. Погибшая ящерица быстро исчезала. Твари Среднего Подземья даже после смерти умеют хранить свои тайны.
Голова у Даф продолжала кружиться. Слишком внезапным и коварным было нападение. Рассмотрев свой палец, Даф обнаружила след укуса. Значит, яд Aereetaquainterdicti у нее в крови. Нет, она не умрет, но защита ее нарушена. Несколько дней, пока кровь не очистится, ей следует быть осторожной. Она стала уязвимее, чем прежде.
– Я еще вернусь! – сказала Даф, наспех прощаясь.
Зозо благожелательно улыбнулась и съела бублик. Она ничего не заметила.
***
Через день после схватки Ирки с полуночной ведьмой вернулся Антигон. Вид у него был угнетенно-запойный, как всегда случалось после сладкого омерзения. В рыжих бакенбардах запуталась солома. На голове лихо сидело мексиканское сомбреро. Шея была замотана рваным женским чулком.
– Ты где был? – накинулась на него юная валькирия.
– Не помню. Я куда-то телепортировал и... – Антигон безнадежно махнул рукой.
– Ничего не помнишь?
– Как не помню? Я – и не помню? Это... ить... не бывает так, чтоб совсем ничего... – забормотал Антигон.
Нос у него удрученно мерцал, меняя цвета. Сиреневый. Фиолетовый. Снова сиреневый. Ого, сизый, да еще с фиалковым отливом!
– А... знаю! Там были эти... кактусы, – наконец с усилием припомнил Антигон.
– И забродившее варенье, – подсказала Ирка. Антигон пригорюнился.
– Гадкий монстр виноват. Он бросил хозяйку в радости и удрал в Мексику. Он должен быть сурово наказан... Хозяйка не пнет меня, нет? Или я найду пруд и утоплюсь, а? – с надеждой предложил он.
– Кикимор утопится? Сказки будешь рассказывать братьям Гримм! – фыркнула Ирка.
– Так не будете наказывать? – разочаровался Антигон.
– Обойдешься... – заявила валькирия.
Заметив, как вытянулось лицо Антигона, этого сторонника жесткой руки, Ирка покорно вздохнула. Она поняла, что увильнуть ей не удастся.
– Ну хорошо. Так и быть, я тебя накажу! Повтори двести раз: «Всех скороговорок не перескороговоришь, не пересковыговоришь, не перескоговоришь...»
Антигон послушно отошел в сторону и принялся повторять. До Иркиного слуха доносилось:
– ...переско... тьфу... перескоковыговогого... тьфу... а-а-а!.. переско...
После получаса мучений Антигон вернулся к Ирке. На глазах у него были слезы умиления.
– Это была настоящая свирепая пытка, хозяйка! Даже когда вы прокручивали меня в стиральной машине, я так не мучился! – сказал он в полном восторге.
– Так тебе и надо! В следующий раз, как явишься с глазами в кучку, дам тебе старый комп и будешь у меня материнскую плату в отцовскую переделывать! – сказала Ирка, входя в назидательную роль.
Антигон толком не понял, о чем речь, но на всякий случай все равно устрашился.
Вскоре Ирка забыла об Антигоне и помимо своей воли стала думать о Матвее. Где он? Что он? Возможно, если бы сейчас Багров явился с повинной головой, она бы его простила. Каждой девушке в глубине души хочется кого-нибудь простить. И самое возмутительное, когда тот, кого решили простить, и не думает являться за прощением.
Неожиданно Антигон встревожился. Его оттопыренные уши, точно локаторы, повернулись к кустарнику. В руках возникла массивная булава. В двух шагах от Ирки появился юркий комиссионер. Ерзая ножкой, он наскоро выяснил степень опасности для себя лично и, определив ее как невысокую, мгновенно обнаглел. Расхлябанно ступая, он подошел к Ирке и, протягивая ладошку дощечкой, заявил:
– Позвольте представиться! Тухломон! А вот называть меня «Охламон» не надо. Обижусь до глубины душевного настроения-с.
Избегая пожатия, Ирка спрятала руки за спину.
– А вот вы... вы... вы, уважаемый! Вам говорят! Палкой не надо размахивать! Увольте меня от этого! Я по дельцу-с! – продолжал Тухломон, пальцем отводя в сторону булаву Антигона.
Заметно было, что эта парочка друг другу сильно не нравится.
– По какому такому делу? – подозрительно спросил домовой кикимор, которому не терпелось припечатать комиссионера.
– По какому такому делу? – очень похоже пере-Дразнил Тухломон. – Нам стало известно, что вы, молодая валькирия, убили полуночную ведьму и забрали себе ее перстень. Не так ли?
– Перстень я не забирала. Он исчез, когда я коснулась его копьем, – сказала Ирка. Тухломон хихикнул.
– Стало быть, предъявить перстенечек не желаете?
– Не желаю.
– И мы должны верить вам на слово?
– Именно так. Это ваше слово недорого стоит! – вспылила Ирка.
Тухломон равнодушно захлюпал носиком, всем своим видом подчеркивая, что о его личном слове и речи не идет.
– Кроме того, вы уничтожили двух комиссионеров и освободили эйдос, который, да будет вам известно, являлся законным имуществом мрака. Эйдос вернуть нам вы тоже не можете, не так ли?
– Не могу. Да и не собираюсь, – сказала Ирка. Пластилиновый гадик кивнул с глубочайшим удовлетворением.
– В таком разе у меня для вас послание, валькирия. От моего хозяина! – сообщил он и жестом фокусника извлек из кармана резиновую хозяйственную перчатку.