Еще одно слово про всякую гадость, и меня стошнит.
– Леша! Замолкни, или я тебе нос откушу и высосу мозг без всяких глистов!
Прозвучало так решительно, что Лешка попятился от меня, натолкнулся на уцелевшую скамью, сел и вцепился в доску руками:
– Ой… Что-то здесь есть, под лавочкой…
Там стоял деревянный ящик. Вытащить ящик целиком мы так и не смогли, но отломали ледорубом несколько досок и стали обладателями настоящего клада! В ящике хранилась еда.
Жаль, что от времени плитки шоколада побелели и раскрошились у нас в руках, какао в коробках слежалось и затвердело, как кирпичи. Но круглые жестяные банки с консервами выглядят очень аппетитно! Были еще чашки из какого-то легкого металла и складной нож с разномастными лезвиями.
Мы потащили свою добычу в прибрежную ледяную пещерку, свалили деревяшки, подожгли, согрели руки и вскрыли первую жестянку. Ее содержимое оказалось мало похоже на розоватую консервированную массу из наших пайков, а представляло собой кусочки настоящего мяса в замерзшем жиру.
На крышке консервной банки были выдавлены строчки с буквами и цифрами. Лешка вытащил из куртки очки и разглядывал их очень внимательно:
– USSR – что это?
– Не знаю. Наверное, название фирмы или консерванта?
– Дальше написано 28.01.1939. Если 1939 – это год выпуска? Им больше ста лет, мы точно отравимся…
– Да ладно! – Дан уже грел открытую банку на огне. – Мне один почтенный рассказывал, как в мерзлоте откопали тушу мамонта и съели без долгих раздумий.
Население десятого сектора редко доживает до возраста, в котором человека можно назвать «почтенным». Моя бабка была редким, почти невозможным по нынешним временам исключением. Поэтому я спросила:
– Откуда у тебя взялись знакомые старички?
– В тюряге со мной сидели… – неохотно ответил Дан.
Жители десятого сегмента не ладят с законностью и регулярно оказываются в исправительных центрах ВЭС, расспрашивать освободившихся, что там было и как, не принято. Но таких, кто отсидел в режимной тюрьме, я еще не встречала. Ходит слух, что из тюрем вообще не возвращаются. Как Дан умудрился заработать такое суровое наказание? Я осторожно уточнила:
– Значит, тюряга где-то недалеко от Острова?
– Похоже на то – на самолете часа полтора лету. Но, видишь ли, карту мне конвойные показать забыли! – Он улыбнулся так, что я засомневалась: мой ли это давнишний знакомый? Улыбка выглядит злой и опасной, как отточенный стальной клинок, а за иронией кроется недосказанная тайна – она притягивает взгляд…
– Ничего консервы, вполне съедобные. – Лешка облизнул выпачканную в жиру руку. – Надо будет прихватить пару баночек, напрасно моряки их бросили.
– Они не бросили, скорее оставили, чтобы не таскать, а потом не смогли вернуться.
– Сигарет тоже могли бы оставить, уроды!
– Что с ними могло случиться?
– Мало ли что? Снежная буря или медведь… – Я еще не успела договорить, а эхо уже донесло до нас истеричный девичий вопль:
– А-а-а-а! Медведь! Медведь!
Мы повскакивали с мест и выбежали из пещерки – по берегу бежала до полусмерти перепуганная Иришка и продолжала вопить:
– Медведь, правда! Там кровь… везде-везде.
Я положила руку на рукоятку меча – сталь была нереально холодной, ее ледяная уверенная сила передавалась моей руке. Ползла под кожу вместе с холодом, как электрический ток взбирается по проводам. Нет страха для того, кто готов умереть достойно – ободрял меня меч.
– Покажи, где этот медведь?
Действительно, за грядой ледяных торосов обнаружилась ложбинка, очень похожая на ту, где лежала девочка со сломанной шеей. Но здесь тела не было, только замерзшая темно-бордовая лужа крови и выдранный клок волос. Обрывков одежды рядом не видно – может, это не волосы, а звериная шерсть?
Опускаюсь на одно колено и разглядываю следы – видна накатанная лыжня от полозьев снегохода. Видимо, охрана патрулирует берег Острова и регулярно проезжает по этому маршруту. Рядом с лыжней – звериные следы. Понятия не имею, как выглядят следы белого медведя, я всю жизнь прожила в самом захудалом сегменте цивилизованного мира, меня даже в зоопарк никогда не возили.
Пришлось позвать Лешку. Он подошел к задаче со всей серьезностью: нацепил очки, долго ползал по снегу на карачках, а потом объявил нам итоги экспертизы:
– Не уверен, что перед нами следы полярного медведя. Думаю, это ксеноморф.
– Кто-кто?
– Ксеноморф. Искусственно выведенный гибрид или мутант. Мы находимся на Крайнем Севере, до того как ВЭС запретил использовать ядерную энергию, здесь часто проводили испытания ядерных бомб, и животные от радиации превратились в мутантов…
Нету больше моих сил – терпение истощилось!
– Леша, ты школу никогда не прогуливал?
– Нет, не прогуливал.
– А в школе тебя никогда не били?
– Было пару раз, – пожал плечами Лешка.
– Значит, мало били, сейчас добавлю! – Я пихнула умного мальчика так, что он шлепнулся в снег, и отвесила ему пару подзатыльников. – Столько времени потеряли на твою возню! Еще молотишь языком какую-то ерунду…
Дану пришлось растаскивать нас в разные стороны.
Пока я пыталась отдышаться и успокоиться, он поманил Иришку:
– Слушай, Красивая, а твой пистолет точно в палатке остался?
Иришка кивнула, видно, здорово перепугалась, когда услышала про «ксеноморфа».
– А палатку сможешь найти?
– Попробую…
Пришлось снова карабкаться наверх.
Я не боюсь высоты, я вообще мало чего боюсь.
Болтаться по пустующим зданиям, лазить по крышам, раскачиваться, ухватившись руками за проржавевшие пожарные лестницы, вышибать ногами трухлявые оконные рамы и перескакивать с балкона на балкон, так что штукатурка сыплется из-под ботинок, – привычный досуг для таких, как я. Поэтому северный Остров мне нравится. Его ледяные стены похожи на нарядные витрины из сверкающего стекла, неощутимый запах снега завораживает, даже бездонные расщелины в скалах манят и обещают открыть свои темные тайны. Я хочу взбираться по скалам все выше и выше и не оглядываться!
Но пока идет Игра, доверять нельзя никому, даже самому Острову.
Пока мы выбрались на заснеженное плато в горах, прошла целая вечность: Иришка хныкала, Лешка отстал и чуть не свалился в расщелину, пришлось обвязать его веревкой вокруг пояса и волочить за собой, как собачонку.
Зато палатку в распадке мы заметили сразу. Она алела среди развороченного раненым животным снега, как кровоточащая рана. Ветер усилился и трепал кусок ткани, прикрывавший вход, – палатка выглядела совершенно необитаемой. Иришка нырнула внутрь первой, а через минуту из платки донеслись жалобные всхлипы. Я заглянула внутрь и замерла у входа…