Киллиан обсушил тело девушки и снова надел на нее трусики и ночную рубашку.
Потом он сам оделся; оставаться не было смысла, он все равно не мог заснуть, а если бы и мог, через полчаса пришлось бы просыпаться.
Из квартиры 8А он вышел в 3:50, вошел в лифт и, не задумываясь, стал спускаться вниз. Этим утром ничто не заставит его подняться на крышу.
Это было совершенно исключительное утро. Впервые в жизни — никакой необходимости заряжать пистолет, крутить барабан и приставлять дуло к виску. Этим утром у него не было никаких сомнений в значимости собственной жизни, ни малейшего желания играть в страшную «русскую рулетку». Сегодня он хотел жить, ведь этот день стоил того, чтобы прожить его. Киллиан чувствовал, что Клара уже заняла в его мире особое место и направляет все его существование в новое, прежде невиданное русло. Конечно, с тех пор, как он начал опасную игру со смертью, ему не раз приходилось испытывать то, что психологи называют эйфорией. В эти моменты жизненная энергия струилась по его венам так же, как у всех нормальных людей. В такие дни ему удавалось принять решение в пользу жизни, не вставая с кровати; не нужно было подниматься на крышу, балансировать на краю моста или платформы метро. Бывало, что он принимал решение — абсолютно серьезно, без малейшего притворства, — находясь в своей каморке, в квартире какого-нибудь соседа или просто гуляя по улице. Но всегда, абсолютно всегда он, пусть на секунду, испытывал сомнение.
И только в это утро он не сомневался даже полсекунды. Он был уверен. По сути дела, этим утром он не стал заигрывать со смертью впервые с тех пор, как ему исполнилось семнадцать лет.
Всю исключительность происходящего Киллиан осознал, когда стоял под струями горячего душа.
Ни мальчишка, который кричал от боли в машине «скорой помощи» под обезумевшим взглядом матери; ни рыдания родителей в одном из жилых домов Бруклина, чей отпрыск получил страшный ожог, выпив щелочь из «случайно» оставленного открытым флакона; ни спровоцированное им выселение из дома одной пары в Вест-Сайде — ничто и никогда не заставляло его прервать ежедневную игру.
— Клара того стоит. — Слова выскользнули из его рта, пока он энергично вытирался полотенцем, возбужденный и одновременно напуганный столькими новыми событиями, происходящими в его жизни.
В 6:30 он был в привратницкой будке, беспокойный, нервный, как когда-то его однокурсники в ожидании результатов экзамена (кстати, его самого такие вещи никогда не волновали). Предстояли еще два часа тревожного ожидания, а потом он своими глазами увидит реакцию Клары на его ночные вмешательства.
Пока никто из соседей не появился, Киллиан расстегнул пиджак и задрал футболку. Участок кожи, который он ночью обработал губкой, был слегка воспален; он чувствовал неприятный, но очень легкий зуд. Ничего особенного. Он даже подумал, что выбрал слишком щадящую дозу. С другой стороны, Клара должна почувствовать еще и действие крапивы, и, в любом случае, дозу кислоты он сможет увеличить сегодня ночью. Кроме того, на лице, под мышками, в интимных местах реакция наверняка будет более неприятной и болезненной.
Он пытался убить время всеми возможными способами: слушал радио, вносил в черную записную книжку детали, которые приходили в голову, тер раздраженный участок кожи футболкой, чтобы понять, какой эффект даст трение ткани, и даже спровоцировал продолжительный разговор с миссис Норман, когда та вышла из лифта в свое обычное время. На собаках в этот раз были костюмчики розового цвета.
— Доброе утро, миссис Норман.
— Доброе утро, Киллиан. Какая сегодня погода?
— Боюсь, что зима в этом году на редкость холодная…
— Вот так, а по телевизору только и говорят, что о глобальном потеплении.
Она уже подошла к выходу и теперь ждала, что Киллиан откроет дверь. Однако консьерж преградил ей путь и продолжил беседу, уцепившись за последнюю фразу старушки:
— По телевизору часто врут, миссис Норман. Очень часто. — По его тону было понятно, что он настроен на долгий разговор. — Вот вы помните, например, про озоновую дыру? Пару лет назад только о ней и говорили.
Миссис Норман кивнула.
— Ну и где теперь эта дыра?
Они молча смотрели друг на друга. Однако вопрос был не риторическим, Киллиан действительно ждал ответа.
— Ой, Киллиан, я не знаю… Ее там больше нет? — Женщина была несколько смущена неожиданной активностью консьержа.
Он помотал головой и с торжеством в голосе ответил:
— Она исчезла. Больше про нее не говорят. Чудо какое-то!
— Может быть, это потому, что людям надоело слышать одну и ту же новость?
— Ис-чез-ла! — отрезал Киллиан и приблизился к уху старушки, как будто хотел поделиться секретом: — Ее никогда и не было, миссис Норман. Никогда.
На самом деле ему было плевать на озоновые дыры; он понятия не имел, существуют ли они, существовали когда-либо или затянулись сами собой в один прекрасный день. Ему просто нужно было излить свое напряжение, и он делал это, болтая без умолку.
— А мы уже перестали покупать аэрозоли… непонятно ради чего. Вы ведь тоже больше не покупаете крахмал для глажки?
Миссис Норман была окончательно сбита с толку:
— Не знаю… я не помню, Киллиан. Ко мне приходит девушка, которая помогает гладить.
— Да точно! Вы его больше не покупаете, как и я, как и все остальные! Мы все хотели сделать что-нибудь хорошее для нашей планеты… Но правда в том, что это ни капли не помогает. Они просто хотят отвлечь нас от других, реальных проблем.
Киллиан раскраснелся от своей речи. Однажды он слышал это по радио, в ночной программе, во время звонка одного из слушателей на радиостанцию, и сейчас слово в слово повторял его мнение.
— Они просто нас надувают!
— Да… — Собачки, которым не терпелось оказаться на улице, начали гавкать. — Можешь открыть мне дверь, Киллиан? Не хочу, чтобы мне пришлось стыдиться за Арету, если она кое-что наделает прямо здесь.
— Что вы, за таких собачек вам никогда не будет стыдно! А вот еще… этот свиной грипп, просто-таки пандемия двадцать первого века! Говорили, что он стремительно уничтожит весь мир…
Старушка смотрела на него так, будто не узнавала.
— А потом он тоже исчез!
— Киллиан, это очень интересно, но нам на самом деле пора идти.
— Помните, что творилось в школах и аэропортах из-за этого свиного гриппа? Спирт для дезинфекции рук, проверка температуры, маски, все эти абсурдные меры безопасности…
— Киллиан! — Миссис Норман не дала ему договорить. — Если ты сейчас же не откроешь дверь, Арета насрет прямо в холле!
Консьерж онемел. Его впечатлил и этот тон — сухой, авторитарный, — и сами слова, неожиданно резкие для пожилой женщины. Миссис Норман, похоже, сама от себя этого не ожидала. Киллиан посмотрел на собачку; та опустила хвостик между лап и смотрела с горестным выражением, которое напомнило ему взгляд Алессандро накануне вечером.