— Он сидел в тюрьме, — сказала Грета Бремер. — Но вы это уже знаете.
Винтер кивнул.
— У вас, конечно, в архиве все про всех есть.
— Простите?
— Я говорю, вам же все про всех известно. Что люди делают, что они делали… все про всех.
— Я не совсем вас понимаю, мадам Бремер.
— Мадемуазель, если вы уж хотите по-французски. Фрекен.
— Можете ли вы… Я не совсем пони…
— А вот я и спрашиваю — зачем вы являетесь с расспросами, когда вы и так все знаете? У вас же все теперь в компьютерах. Или у вас нет архива?
— Архив у нас есть, — не стал отрицать Винтер. Разговор принимал все более странный характер.
Она либо не хочет говорить… либо ей и в самом деле нечего сказать.
— Я не видела его много лет, и благодарю Бога за это.
Она произнесла эту фразу таким же ровным тоном, не пошевелившись.
— А вы бывали у него дома?
— Да. Очень давно. Много лет назад.
— Когда?
— Какой смысл спрашивать? Посмотрите в архиве.
Вот и опять мы в архиве. Винтер сделал вид, будто записывает что-то в блокноте, и исподтишка покосился в прихожую. Женщины в фартуке не было.
— Как давно он там живет?
— А вы сами не знаете?
— Я спрашиваю вас.
— Меня нечего спрашивать.
Винтер встал, подошел поближе и положил руки на спинку кресла-каталки.
— Это последняя модель? — поинтересовался он.
— А какая вам разница?
— Я заметил, что вы довольно легко с ним управляетесь.
— Еще легче, когда это делает кто-то другой. Попробуйте сами и убедитесь. Не так-то просто сдвинуть с места этот рыдван.
Винтер встал за спинкой кресла, и она отпустила тормоз. Ее нечесаные волосы волной лежали на подложенной под спину тонкой широкой подушке.
— Попробуйте, попробуйте…
Он откатил коляску немного назад, потом вперед.
— Туговато?
— Да… довольно тяжело.
— Думаю, вам пора.
Выходя из гостиной, он бросил взгляд в кухню — женщина в фартуке стояла к нему спиной, склонившись над мойкой.
Не успел Винтер выйти из подъезда, в кармане у него зажужжал мобильный. Он посмотрел на дисплей — номер неизвестен, но он и так знал, кто это.
— Со вчерашнего никаких изменений.
— Какой диагноз?
— По крайней мере подозрения на инфаркт отпали. Слава Богу.
— Слава Богу.
— Говорят, какое-то воспаление. Хотят оставить его для наблюдения.
— Врачи знают, что делают.
— Иногда начинаешь сомневаться…
— Вы же сами захотели туда уехать…
— Давай не будем об этом говорить. Важно, чтобы папа поправился.
— Да, конечно…
— Вечером позвоню, когда придут результаты анализов. Я говорила с Лоттой. Очень рада, что вы стали чаще встречаться.
— Я тоже.
— Но… вы приедете, если потребуется?
— Я же обещал.
— Может, все обойдется…
— Надеюсь.
Он зашел к Рингмару. Тот жестом пригласил его присесть — говорил с кем-то по телефону.
— Единственное, что мы знаем точно — они и в самом деле брат и сестра, — сказал Рингмар, положив трубку. — Все бумаги подтверждают. Ей шестьдесят шесть лет. Возраст отчасти снимает подозрения.
— Образцовая братско-сестринская любовь.
— Что? А, да… Судьбы складываются по-разному. Могу себе представить, что у вас был за разговор.
— Она неадекватна. — Винтер положил на стол копию записки, найденной в кармашке детского платьица в подвале у Хелены. — Но я по другому поводу. Значит, если я все понял правильно, это платье было на Хелене, когда ее подбросили в Сальгренска?
— Да. У них там строгий порядок — все ее вещи собрали в пакет… Вещей-то было — майка, штанишки и платьице.
— И она хранила это платье всю жизнь…
— Этого мы не знаем. Нам даже неизвестно, сама ли Хелена положила эту записку в карман. Может, она про нее ничего не знала.
— Но в полицейских протоколах об этой записке ни слова… Она же была у нас.
— Придется с этим жить, — вздохнул Рингмар.
— А может, кто-то дал ей эту записку совсем недавно. Она про нее забыла, и…
— Куда ты клонишь?
— Сам не знаю. Но не могу отвязаться. Видишь, таскаю с собой повсюду… Есть еще одна мысль.
— Слушаю.
— Я все размышлял над этим кодом… Ладно, оставим его пока в покое. Эти линии… — Винтер наклонился и повернул копию так, чтобы Рингмару было видно. — Когда мы искали по карте, как проехать к Бремеру, я сравнил. Видишь? Смотри… если свернуть у Ландветтера и ехать параллельно с шоссе… по старой дороге, а потом повернуть налево… И пересечения дорог в лесу похожи. Если у меня не тараканы завелись в голове, это же карта дороги к Бремеру! Даже дом помечен, вот здесь, наверху… за последним перекрестком.
— И ты сравнил с картой?
— Да. Можешь сам проверить.
— Даже не знаю, что сказать…
— Ты не знаешь, а я знаю, что ты хочешь сказать. Что у меня чересчур живое воображение. Что ж, иногда помогает… — Винтер еще раз посмотрел на копию записки. — А если честно, я тоже не знаю, что сказать… но все совпадает. Л — Ландветтер, X — Херрюда…
— Т — торп. Хутор.
— Очень может быть.
— Место встречи? — спросил Рингмар. — А на словах объяснить нельзя?
— Можно… если говоришь на одном языке. Эту бумажку скорее всего должны были уничтожить.
— Но почему-то прошляпили.
— Да… прошляпили. Отпечатки пальчиков маленькой Хелены мы нашли… это же факт.
— Да… — Рингмар рассматривал бумагу. — А остальное?
— Не знаю… Может быть, количество людей, деньги… отпра… — Винтер осекся.
— Что?
— Вдруг подумал… эта цифра двадцать три с вопросительным знаком… Может, это время отправления? Например, парома?
— Они же не идиоты, чтобы сесть на паром после такой заварухи… После вооруженного ограбления с трупами…
— Нет. Не идиоты. Но мог быть кто-то еще, не участвовавший в ограблении. Или уверенный, что его не опознают. Можешь позвонить в «Стена-лайн» и узнать, был ли рейс парома из Фредериксхавна в те годы в одиннадцать часов вечера?
— И «Сессан-лайн», — сказал Рингмар. — Я больше любил «Сессан». Мой любимый паром.