— Нет… так и не удалось.
— Придется приехать.
— Может быть. Ближе к Рождеству.
— Сорочки и обувь на исходе? Здесь есть чудесный маленький магазинчик на Корт-роуд… Зонты для джентльменов. Не дороже двухсот фунтов штука…
— Достойная цена… только сначала мне нужно съездить в Данию. Есть слабая надежда, что дождя не будет и я обойдусь без зонтика.
Он рассказал всю историю. Макдональд хмыкнул.
— А как они попали в Швецию? — спросил он. — Самое позднее через час после ограбления должны были начать проверку на границах. Уж не говоря о паромах.
— Да, конечно… но ты же знаешь, как легко ошибиться. Об этом я тоже хотел поговорить с датчанами.
— С другой стороны, тот, кто хочет, смоется запросто… Маленький катер в укромной гавани… много времени это не займет, правда?
— Не займет.
— И потом, в этих водах всегда были достойные контрабандные традиции…
— Да. Во время войны переправляли евреев из Дании в Швецию, а тогда контроль был пожестче.
— А со своей стороны проверяли? Возни с этим, конечно, — жуткое дело, но кто-то же мог что-то видеть. Подозрительная лодка причаливает среди ночи.
— Ты же сам сказал — контрабандные традиции. Люди держат язык за зубами. Традиционно.
— Ясное дело… прибрежные жители — одна сплошная банда.
— Включая Гетеборг?
— Конечно… И Брайтон, чьих гордых и кровожадных представителей мы принимаем через полчаса… знал бы ты, какие они кровожадные…
— Иди и разомнись как следует, Стив.
— Ты прав, мне пора. Но я подумаю над твоим случаем за первым же чаепитием. Пропавший ребенок… что может быть хуже.
— И убийство, — напомнил Винтер.
— Нераскрытое убийство… Это же кошмар для комиссара уголовного розыска.
— Fuck off… [31]
— All the best you too, sir, [32] — сказал Макдональд.
Макдональд сформулировал правильно. Кошмар.
Время шло к полудню. Щедро светило солнце. Он открыл балконную дверь. Мимо окна, оживленно переругиваясь, пролетели несколько чаек. «Прибрежные жители — одна сплошная банда», — вспомнил он слова Макдональда и улыбнулся, но улыбка тут же угасла.
Перед ним лежала фотография Бригитты Делльмар, сделанная за три недели до ее исчезновения. Значит, так… Исчезла она в начале шестого вечера 2 октября 1972 года. Во всяком случае, после этого ее никто не видел. Фотография сделана в фотоателье в Гетеборге тремя неделями раньше. Обнаружена она при обыске в ее квартире в Западной Фролунде. На снимке — Бригитта Делльмар. Почему вдруг она решила пойти в фотоателье? Были ли тому какие-то особые причины? Он внимательно рассмотрел снимок. Бригитта глядит куда-то мимо объектива, вниз и в сторону. Может быть, на дочь? Может, она взяла ее с собой?
Мать и дочь очень похожи. Большой рот, полные губы, широко поставленные глаза. Высокие скулы, светлые волосы. Красивые женщины… и расстались с жизнью в одном и том же возрасте.
И Йенни похожа на мать и бабушку, только волосы позаимствованы у кого-то другого. Кем же надо быть, чтобы бросить собственного ребенка? Где скрывается отец Йенни? Жив ли он? А кто был отцом Хелены? Кто-то из убитых при ограблении? Или тоже исчез? А может, тот, что всплыл в Лимфьордене?
Кто был отцом Хелены?
Узнать бы… Ответ на этот вопрос помог бы решить хотя бы часть загадки. А может, и всю загадку. Тени прошлого…
Он еще раз посмотрел на фотографию. Типичный для того времени облегающий джемпер. Видны только плечи, снимок задуман как портрет. Знала ли она, что ее ждет? Нет… вопрос поставлен неправильно. Знала ли она о готовящемся ограблении банка? И в конце концов… участвовала ли в нападении на банк? Почему-то у Винтера были на этот счет сомнения.
Голова слегка наклонена… словно у нее нет сил поднять ее. Взгляд… будто бы исподлобья… Нет, на самом деле не исподлобья, но все равно создается такое впечатление. Что-то ускользающее. Профессиональный черно-белый портрет… Никаких деталей, никакого интерьера — размытый серый фон, и Винтеру никак не удавалось представить себе цвета. Наверное, это потому, что он не думал о матери Хелены в цвете. Сама Хелена представлялась ему то красной, то голубой в мертвенном освещении морга… А когда он думал о Йенни, все становилось черным.
Он ехал на велосипеде мимо Хедена. Студенты так и играли в футбол на уже слегка размытом дождями поле.
На работе ждал факс — коллеги из Дании с удовольствием его примут. Это «с удовольствием» скорее всего не преувеличение. Нераскрытое ограбление и убийство полицейского так и торчало занозой в полицейском управлении Ольборга.
— Тебе не надо напоминать, что инспектор в Дании — это комиссар? А комиссар — это инспектор? — спросил его Рингмар после оперативки.
— Что же мне, представляться инспектором?
— Как хочешь… только имей в виду: комиссар — инспектор, а инспектор — комиссар. Когда ты едешь?
— Завтра с утра. Паромом.
Рингмар молча помешивал ложечкой в чашке с кофе.
— Это необходимо, Бертиль. Такое ощущение, что я там сейчас нужнее, чем здесь.
— Наверное, ты прав… Только… Ну ладно, поедешь и убедишься, что все так и было, и ничего больше… И будем продолжать с той же точки… Людей нам выделяют все меньше. Даже поиск ребенка… как бы это сказать… остывает. Настроение — ниже среднего. Ребята повесили головы.
— Не знаю, что на это сказать… Я не повесил голову. Ты, насколько я понимаю, тоже. Кто повесил? Ларс тоже не повесил.
— Что? — удивился вошедший в столовую Бергенхем. — Кого Ларс не повесил?
— Просто мы радуемся, что никто в отделе не повесил голову, — успокоил его Рингмар.
Винтер заехал на паром, поставил «мерседес» в трюме «Морского сома», взял портфель и прошел на корму. Было уже совсем светло. Остатки ночных теней поспешно прятались среди старых домов у моста. Дул довольно свежий, не меньше четырех метров в секунду, южный ветер. А в Каттегате наверняка разгуляется всерьез.
Он прошел через бар, где несколько помятых типов жадно пили пиво, отмякая после вчерашнего. Над ними витали облака табачного дыма.
Винтер сел в кресло у окна. Паром быстро набирал скорость. Розовые стрелы восходящего солнца вонзались в серые громады скал. Рассвет словно оттеснял тяжелые ночные тучи.
Вода напоминала застывший свинец. Море в предчувствии зимы становилось все мрачнее и неподвижнее. Проплывавшие навстречу яхты казались совершенно чужеродными в этом медленно замирающем мире.