Сел в машину. Руки тряслись так, что невозможно было вставить ключ в зажигание, пришлось держать его обеими руками. Проезжая часть блестела, серая и грязная от мокрого снега, когда он сдал задом в темноту и свернул с Вальхаллавеген налево.
Эрик оставил машину на Дёбельнсгатан, почти бегом спустился к Лунтмакаргатан и ощутил странное отчуждение, входя в подъезд и поднимаясь по лестнице. Позвонил в дверь, подождал, услышал шаги, тихое звяканье — это отвели в сторону металлическую крышечку глазка. Услышал, как щелкнул замок. Через мгновение Эрик открыл дверь и вошел в темную прихожую. Симоне стояла в коридоре, скрестив руки на груди. На ней были джинсы и голубой вязаный свитер, лицо недовольное и решительное.
— Не отвечаешь на звонки, — сказал Эрик.
— Я увидела, что это ты звонишь, — вполголоса ответила она. — Что-нибудь важное?
— Да.
Лицо Симоне исказилось от страха и тревоги, которые она пыталась скрыть. Она смотрела на мужа, прижав руку к губам.
— Беньямин позвонил мне полчаса назад.
— О боже…
Симоне подошла.
— Где он? — громко спросила она.
— Не знаю. Он сам не знал, он ничего не знает…
— А что он сказал?
— Что лежит в машине.
— Он ранен?
— Вряд ли.
— Но что…
— Подожди, — перебил Эрик. — Мне нужен телефон. Может быть, звонок можно отследить.
— Куда ты хочешь звонить?
— В полицию. У меня есть…
— Я поговорю с папой — так будет быстрее, — оборвала Симоне.
Она сняла трубку. Эрик сидел в темноте прихожей на низком топчане, чувствуя, как горит в тепле лицо.
— Ты спишь? — спросила Симоне. — Папа, мне нужно… Тут Эрик, он разговаривал с Беньямином, ты должен отследить разговор. Не знаю. Нет, я не… Поговори с ним…
Эрик вскочил и протестующе замахал руками, однако подошел к телефону и приложил трубку к уху:
— Алло.
— Эрик, выкладывай, что случилось, — приказал Кеннет.
— Я хотел позвонить в полицию, но Симоне сказала, что вы можете быстрее отследить разговор.
— Может быть, она и права.
— Беньямин звонил мне полчаса назад. Он ничего не знает — ни где он находится, ни кто его забрал, ничего. Знает только, что лежит в машине… пока мы говорили, машина остановилась, Беньямин сказал, что слышит шаги, потом закричал, и стало тихо.
Эрик услышал, как за спиной плачет Симоне.
— Он звонил со своего собственного телефона? — спросил Кеннет.
— Да.
— Раньше он был выключен… я пытался проследить его еще вчера. Телефон подает сигналы на ближайшую базовую станцию, даже когда по нему не говорят.
Эрик молча слушал объяснения Кеннета о том, что телефонные операторы обязаны помогать полиции в соответствии с законом о средствах связи, параграфы с 25 по 27, если расследуемое преступление предусматривает минимальное наказание в виде тюремного заключения сроком не менее двух лет.
— Что телефонисты могут найти? — спросил Эрик.
— За точность не поручусь, она зависит от станций и телефонных узлов. Но если нам чуть-чуть повезет, мы определим место, откуда исходил сигнал, с точностью до сотни метров.
— Не теряйте времени, вам надо торопиться.
Эрик закончил разговор, постоял с телефоном в руке, а потом отдал его Симоне.
— Что у тебя со щекой? — спросил он.
— Что? А, это ничего.
Они посмотрели друг на друга, уставшие и слабые.
— Зайдешь? — спросила Симоне.
Он кивнул. Постоял немного, стащил с себя ботинки. Увидел, что в комнате Беньямина включен компьютер, и пошел туда.
— Нашла что-нибудь?
Симоне встала в дверях.
— Кое-какие письма, переписку Беньямина и Аиды. Кажется, им кто-то угрожал.
— Кто?
— Мы не знаем. Папа думает над этим.
Эрик сел за компьютер.
— Беньямин жив, — тихо сказал он и посмотрел на нее долгим взглядом.
— Да.
— Похоже, Юсеф Эк тут ни при чем.
— Ты говорил это по телефону. Что он не знает, где мы живем. Но он же звонил сюда, верно? Значит, мог и…
— Это другое, — перебил Эрик.
— Почему?
— Сюда звонок перевели телефонистки. Я когда-то просил их переводить мне важные звонки. У Эка не было ни нашего телефонного номера, ни нашего адреса.
— Но кто-то забрал Беньямина и бросил в машину…
Она замолчала.
Эрик прочитал письмо Аиды, где она сожалела, что Беньямин живет в доме лжи, потом открыл вложенное изображение: фотография со вспышкой, сделанная ночью на желто-зеленой, заросшей травой лужайке. Земля как будто немного поднималась возле низенькой живой изгороди. Позади сухой изгороди угадывалась задняя сторона коричневого дощатого забора. С краю в ярком белом свете виднелась зеленая пластиковая корзина для листьев и что-то, что могло быть картофельным полем.
Эрик долго рассматривал фотографию, пытаясь понять, в чем ее смысл, нет ли на ней какого-нибудь ежа или летучей мыши, но так ничего и не нашел. Всмотрелся в темноту позади блика от вспышки — нет ли там человека, но ничего не увидел.
— Какая странная фотография, — прошептала Симоне.
— Может, Аида просто вложила не тот файл, — предположил Эрик.
— Тогда было бы понятно, почему Беньямин выбросил письмо.
— Мы должны поговорить с Аидой, если оба эти…
— Фактор, — плачущим голосом сказала Симоне.
— Я знаю…
— Ты ввел ему в понедельник фактор?
Эрик не успел ответить — она вышла из комнаты. Эрик направился следом за ней, на кухню. Когда он вошел, Симоне стояла у окна и сморкалась в бумажное полотенце. Эрик хотел обнять ее, но она отстранилась. Он точно помнил, когда сделал сыну последнюю инъекцию. Инъекцию фактора, который помогал крови Беньямина свертываться, оберегал от внезапного кровоизлияния в мозг, лекарства, благодаря которому мальчик не истечет кровью от резкого движения.
— В понедельник утром, в десять минут десятого я сделал ему укол. Беньямин собирался кататься на коньках, но вместо этого поехал в Тенсту с Аидой.
Симоне кивнула и с искаженным лицом стала считать:
— Сегодня воскресенье. Следующий укол надо делать завтра утром, — прошептала она.
— За несколько дней ничего страшного не случится, — сказал Эрик, стараясь успокоить ее.
Он посмотрел на жену, на ее утомленное лицо, прекрасные черты, веснушки. Светлые джинсы с низкой талией, край желтых трусиков над поясом. Ему захотелось остаться здесь, просто остаться, захотелось, чтобы они спали вместе. На самом деле ему хотелось заняться с ней любовью, но он знал, что сейчас не время, слишком рано даже пытаться, слишком рано вожделеть.