— Вот как!
— Доктор, скажите, пожалуйста… Как она?
— Сядьте, мистер Леммер.
Она взяла меня под локоть и повела к кабинету. На ее столе стояло фото толстенького доктора Коса в серебристой рамке. Она села. Я присел напротив.
— Пока я могу сказать вам только то, что ее состояние очень серьезно. Все осложняет травма головного мозга.
— Какая травма головного мозга?
— Прямая травма головного мозга, мистер Леммер.
— А конкретнее можно?
— Послушайте, подробности не столь важны…
— Док, подробности очень важны.
Она посмотрела на меня, вздохнула и сказала:
— У нее типичная ударно-противоударная травма. Трудность в том, что ее состояние пока недостаточно стабильно, и я не могу сделать ей томографию. Я подозреваю эпидуральное кровоизлияние. Возможно, у нее поврежден головной мозг. Вы можете рассказать, как она получила травму?
— Док…
— Элинор.
— Элинор, она упала. У нее текла кровь из глаза… вот здесь… — Я приложил палец к скуле.
— Нет. Скуловая травма поверхностная. Я имею в виду пристеночную или теменную травму. — Она опустила голову и прикоснулась пальцами к своей голове. — Здесь находится теменная кость. Она защищает теменную долю мозга. Должно быть, удар был очень сильным. — Она решила, будто я не разбираюсь в медицинских терминах, потому что не знала о моем предыдущем опыте.
— Мы стояли на открытой платформе поезда. Поезд ехал быстро. В нее выстрелили, и она упала.
— Боже мой…
— Я не видел, как именно она упала.
— Но кто же, ради всего святого?..
— Не знаю.
Ей хотелось продолжить интересную тему — я ясно это видел. Но потом она передумала и собралась с мыслями.
— Мистер Леммер…
— Меня обычно называют просто Леммер.
— Когда человек получает такого рода травму, удар настолько силен, что мозг буквально швыряет — сначала вперед, а потом назад. Он ударяется о стенки черепа. Таким образом, мозг получает и удар, и контрудар. Обычно травмируется кора — самый внешний слой головного мозга. Ее толщина составляет от полутора до пяти миллиметров. Степень тяжести зависит от природы удара. В народе такая травма называется сотрясением мозга. В языке африкаанс есть хороший термин harsingskudding — буквально он и означает «сотрясение мозга». Вы меня понимаете?
— Да, понимаю.
— Сотрясение мозга бывает разных степеней тяжести, и у пациентов бывают различные симптомы. От легкого сотрясения может несколько секунд кружиться голова, от серьезного можно потерять сознание. Мисс Леру получила серьезную травму. Она потеряла сознание, что плохо. Если тело мозга не травмировано посторонним предметом или фрагментом кости, потеря сознания обычно является симптомом поражения головного мозга. Не всегда, но обычно.
— Док…
— Прошу вас, не обращайтесь ко мне док. Меня зовут Элинор. Леммер, поймите меня правильно. Пока невозможно установить, будет ли поражение головного мозга постоянным и какова природа поражения, если таковое вообще имеется. Все зависит от области поражения. Мисс Леру впала в коматозное состояние, и лучшим индикатором степени возможного поражения является продолжительность времени, какое она проведет в коме. Но имеются два обнадеживающих признака. У нее нет двустороннего расширения зрачков. Это означает то, что оба зрачка реагируют на свет — они сужаются, когда мы светим в них фонариком. По статистике, летальный исход ожидает всего двадцать процентов пациентов с черепно-мозговыми травмами, у которых зрачки нормально реагируют на свет. Поэтому надежда есть, но я вынуждена повторить: мы не знаем, имеется ли у нее гематомиелия или эпидуральное кровоизлияние. Говоря простым языком, мозговое кровотечение. Как только ее состояние в достаточной степени стабилизируется, мы сделаем ей томографию.
— Какой второй хороший признак?
— В подобных случаях мы оцениваем состояние больного в баллах по шкале глубины комы Глазго. Три балла — очень плохо, пятнадцать баллов — норма. Оценка проводится по состоянию пациента в течение суток после травмы. Здесь мы имеем дело не с точной наукой, но обнадеживает то, что мисс Леру находится вне пределов опасной зоны «три-четыре балла». В настоящее время я бы оценила ее состояние в шесть баллов, и мы надеемся, что в течение следующих двенадцати часов ее состояние улучшится. Согласно шкале Глазго тридцать четыре процента пациентов, чье состояние оценивается в пять-семь баллов, выживают, получив слабые или незначительные повреждения.
Тридцать четыре процента!
— Леммер, вы можете сообщить нам сведения, которые нам помогут. Как скоро после ее падения вы подошли к ней?
— Надо вспомнить.
— Через минуту? Две, три, пять?
Я закрыл глаза. Увидел снайпера в траве, который целится в нас, белое облачко над стволом — как пар от дыхания в морозное утро. Самого выстрела я не слышал из-за грохота поезда. Эмма дергается в моих объятиях…
— Элинор, а огнестрельная рана? Как же ее рана?
— Откуда в нее стреляли?
— Снизу вверх, траектория — градусов тридцать.
— Это ее и спасло. Пуля не задела жизненно важные органы. Но мы беспокоимся, главным образом, вовсе не из-за пулевого ранения.
Сколько времени ушло у меня на то, чтобы добраться до нее?
Сколько времени я ждал после того, как она упала, а у меня в руках остался лишь клочок ее футболки?
Я снова прыгал. Поезд слева от меня слился в сплошное ржаво-коричневое пятно, потом перед глазами замелькали трава, шпалы и гравий на насыпи. Я повис в воздухе, а потом со всей силы врезался в землю плечом. Ощутил резкую боль, упал лицом в траву, перевернулся, обо что-то порезал руку. Я катился и перекатывался и наконец улегся в траве, глядя на коричневую землю. Долго ли я вот так пролежал? Не знаю. Много ли прошло времени до тех пор, пока мне удалось встать?
Сильно ли мы тогда оторвались от вязаных шлемов? Поезд увез нас вперед — на сколько? На сто, двести метров? А может, больше? Снайпер — вот откуда надо вести отсчет. Должно быть, нас разделяло более трехсот метров. Когда я увидел их в следующий раз, они приближались. Сколько времени они простояли на месте?
— Точно не скажу, — произнес я вслух. — Скорее всего, прошло минуты две. Хотя, может быть, и больше…
— Когда вы к ней приблизились, она была без сознания?
— Да, наверное. А что?
— Существует общий критерий для коматозников — чем короче время между травмой и комой, тем серьезнее их состояние.
— Значит, ничего хорошего.
— Да, Леммер, ничего хорошего.
Элинор Тальярд не разрешила мне повидать Эмму. Заявила, что придется подождать до завтра. Ее муж хотел повидаться со мной до того, как уйдет домой. Она позвонила ему. Войдя, доктор Кос поцеловал жену в лоб.