Book.

— Мы вместе играли в крикет, когда учились в Оксфорде. И, как это часто бывает с юношеской дружбой, впоследствии потеряли друг друга. Когда Падж узнал, что я на последнем этапе турне в поддержку своей книги буду в Вашингтоне, он мне позвонил. Предложил встретиться, чего-нибудь выпить, поболтать о былых временах, и все такое. Вы удовлетворены? Тогда ваша очередь, мисс Миллер.

— Месяц назад Элиот Гопкинс пригласил меня составить цифровой фотоархив всего собрания музея. Я работала по понедельникам, потому что по понедельникам музей закрыт для посетителей.

— Что позволяло вам без помех фотографировать экспонаты, — подсказал Кэдмон.

— Совершенно верно. Однако сегодня все произошло не так, как обычно.

— Вот как?

— Доктор Паджхэм был у себя в кабинете, хотя по понедельникам он никогда не бывал в музее.

— Больше в музее никого не было?

— Как обычно, внизу дежурили двое охранников. — Она пытливо посмотрела на него: — Вы следите за мной, да?

— Да, да, — заверил ее Кэдмон. — Пожалуйста, продолжайте.

— Где-то около половины второго доктор Паджхэм позвонил мне и пригласил подняться в административное крыло.

— Зачем?

— Он хотел, чтобы я кое-что сфотографировала. Мне показалось, доктор Паджхэм работает над какой-то особенной темой, вот почему и пришел в музей в свой выходной. Послушная исполнительница, я поднялась на четвертый этаж и сфотографировала реликвию. — Кэдмон уловил у нее в голосе нотки сарказма. — Я уже собиралась уходить, когда от компьютера отвалился кабель. Доктор Паджхэм уговорил меня забраться под стол и восстановить соединение.

— А вот это уже похоже на того Паджа, которого я знаю и люблю, — кивнул Кэдмон.

— Которого вы знали и любили. Я же вам говорила, его…

— Да, он покинул этот мир, но не нужно заострять на этом внимание.

— Не нужно напрасно раздражаться, — возразила Эди Миллер, показывая, что она далеко не увядшая фиалка. — Одним словом, я все еще сидела, скрючившись, под столом, когда в кабинет вошел неизвестный и в упор выстрелил доктору Паджхэму в голову. — У нее затряслись руки, и она стиснула стаканчик с кофе. — Смерть была мгновенной. Убийца понятия не имел, что я сижу под столом… что я все видела.

Кэдмон пристально посмотрел на курчавую красотку напротив, удержавшись от желания привлечь ее к себе, унять дрожь, разлившуюся с рук по всему телу.

— Как вам удалось выбраться?

— Я спустилась по пожарной лестнице, спряталась в переулке и увидела, как убийца подошел к полицейскому. Вот тогда дело приняло по-настоящему дурной оборот. — Она посмотрела Кэдмону в глаза. — Убийца и полицейский были заодно.

— Они вас видели?

— Нет. Но это не имело особого значения, поскольку убийца уже проверил регистрационный журнал системы безопасности музея и обнаружил, что я в момент убийства находилась в здании. Поэтому эти люди теперь меня ищут.

— Вы смогли бы опознать нападавшего?

— Убийцу, — поправила Эди Миллер. — Нет, лица его я не видела, он был в маске. А когда снял маску, то находился слишком далеко, чтобы я смогла его хорошенько рассмотреть. Единственное, я обратила внимание на армейский «ежик». И еще он очень большой. По-настоящему большой, огромный. Накачанный стероидами, — добавила она, показывая рост и ширину плеч убийцы. Если ее оценкам можно было верить, убийца имел в плечах немыслимые четыре с половиной фута. — Только это и осталось у меня в памяти.

— Понятно.

— Подождите! — воскликнула она, возбужденно стукнув кулаком по столу. Капучино пролился через край. — У него на пальце правой руки было необычное кольцо. — Раскрыв сумку, она достала листок бумаги. — У вас есть чем писать?

Кэдмон молча сунул руку в нагрудный карман и достал шариковую ручку. Схватив ее, Эди нарисовала сложный узор, склонив голову набок, изучила свое творение, после чего пододвинула листок Кэдмону:

— Извините, я фотограф, а не художник.

Взглянув на рисунок, Кэдмон тотчас же узнал узор.

— Очень любопытно… это иерусалимский крест, известный также как «крест крестоносцев». Четыре креста в виде буквы «Т» олицетворяют Ветхий Завет. — Он указал на большие кресты. — А четыре греческих креста олицетворяют Новый Завет. Вы уверены, что именно этот символ был изображен на… э… кольце убийцы?

— Это настолько важно? — округлила глаза Эди.

— Это было очень важно для средневековых рыцарей, сражавшихся за Святую землю, — сообщил Кэдмон. Он прекрасно разбирался в этой теме, поскольку во время обучения в Оксфорде интересовался историей рыцарей-тамплиеров. Как выяснилось, этот одержимый интерес в конечном счете стоил ему академической карьеры. — В двенадцатом веке именно этот крест был гербом просуществовавшего совсем недолго королевства Иерусалимского. Хотя европейские рыцари… — Он смущенно кашлянул: — Прошу прощения, я увлекся. Больше вы ничего не помните?

Эди прикусила нижнюю губу, открывая свои немного кривоватые резцы. Но губы у нее были полные, красивые.

— Нет, извините. Но ведь вы мне верите, правда? Насчет того, что доктор Паджхэм убит?

Кэдмон покачал головой, не зная, как отнестись к этой фантастической истории.

— Во имя всего святого, зачем этому неизвестному в маске понадобилось убивать Джонатана Паджхэма? Падж был безобидный, как муха. Порой занудный, должен признать, но абсолютно безобидный.

Она смотрела на него долго и пристально, как будто он только что задал глупый вопрос.

— Он был убит из-за похищенной реликвии.

— «Похищенной реликвии»? Вы впервые упомянули какую-то реликвию.

У нее в глазах появилось недоумение. Затем, тряхнув головой, она сказала:

— О господи, извините. Произошло столько всего, у меня все смешалось, в голове словно замкнуло.

Шок. Сейчас она впадет в шок. И снова Кэдмон ощутил желание заключить ее в объятия. Хотя похождения Эди Миллер могли быть воображаемыми, ее проникнутая ужасом паника была совершенно настоящей.

— Хлебните кофе.

Она залпом допила капучино. Увидев у нее на верхней губе маленькое коричневое пятнышко, Кэдмон непроизвольно схватил салфетку и вытер его. Затем, виновато поймав себя на непростительной интимности, скомкал салфетку и бросил ее на стол.

— Доктор Паджхэм как раз собирался отправить вам фотографию одной реликвии, но был убит.

— Фотографию одной реликвии? Зачем?

Раскрыв сумку, Эди Миллер достала фотоаппарат.

— Он не сказал. Но я… я на всякий случай сохранила копию фотографии во внутренней памяти камеры. Вот… — Она протянула Кэдмону аппарат. — Вот та реликвия, которая была похищена.