— «Дождь проливается перьями», — обратив взор к небу, заметил Кэдмон, отзываясь о ледяном дожде, перешедшем в мягкий снегопад. — Должен признать, мысль эта неоригинальна. Это сравнение первым выдал греческий историк Геродот около двух тысяч четырехсот лет назад.
— На это отвечу тебе вот чем: «Дождь проливается людьми». Группа «Прогноз погоды» в зените эпохи диско.
Кэдмон вздохнул, в очередной раз подумав, какая же они действительно странная пара.
— Похоже, наши судьбы сплелись друг с другом, — наконец сказал он, капитулируя перед просьбой Эди сопровождать его.
Какое-то время он молча смотрел на нее. Ему показалось, что он разглядел мелькнувшую у нее в глазах тревогу, которая никак не вязалась с ее обычной задиристостью, и догадался, что суровая внешность Эди Миллер подобна золотой фольге. Прочной на вид, но тонкой, словно паутина.
— Знаешь, Кэдмон, я не совсем понимаю повестку дня. Ты собираешься помешать Макфарлейну найти Ковчег или намереваешься опередить его в этой гонке?
Рассудив, что лучше не давать искренний ответ, Кэдмон сказал:
— Пока что нам нужно сосредоточить усилия на том, чтобы не дать Макфарлейну найти Ковчег.
— Согласна. Если Ковчег, как ты утверждаешь, действительно является оружием массового поражения, не очень хорошо, что его так настойчиво разыскивает бывший военный.
— Также тревожно то, что Макфарлейн, похоже, не стеснен в средствах. Щедрыми выплатами он создал разветвленную сеть связи и снабжения.
— То есть, другими словами, нам предстоит поединок Давида с Голиафом.
Кэдмон молчал, не желая напоминать о том, что у Давида по крайней мере была праща.
Когда изострю сверкающий меч Мой, и рука Моя приимет суд, то отмщу врагам Моим и ненавидящим Меня воздам. [22]
Будучи человеком военным, Стэнфорд Макфарлейн понимал, что на горизонте маячит новое сражение. Еще один шанс разгромить врага.
Урок, усвоенный в окопах Панамы, Боснии, Кувейта. И, разумеется, Бейрута.
Говорили, что именно там он нашел религию. Сам Макфарлейн предпочитал думать, что там начались его отношения с Всевышним.
Ему до сих пор являлся в страшных кошмарах тот кровавый октябрьский день, когда террорист-смертник разом лишил жизни двести сорок одного морского пехотинца, взорвав грузовик-водовоз с цистерной, набитой динамитом.
…тошнотворный смрад серы и паленой плоти… ревущая какофония боли и гнева… лихорадочная спешка помощи раненым… скорбная задача поиска погибших.
Поразительно, Макфарлейн уцелел при взрыве, однако его соседу по койке не повезло.
Оглядываясь назад, полковник с отчетливостью оставшегося в живых понимал, что та террористическая атака явилась первым знаком приближающегося Конца света.
Лживая жена Хелен ушла от него меньше чем через год после того, как он нашел путь к Богу, обвинив в жестоком обращении. На самом деле он за девять лет супружеской жизни ее и пальцем не тронул — хотя во время бракоразводного процесса ему очень хотелось голыми руками свернуть ей шею.
Судья, мягкотелый либерал левацкого толка, отдал Хелен опеку над сыном Кастисом, Стэнфорду было разрешено видеться с ним только по выходным. Опасаясь, что Кастис вырастет маменькиным сынком, он позаботился о том, чтобы тот поступил в корпус подготовки офицеров запаса, еще учась в школе. Подергав за нужные ниточки, Макфарлейн добился для Кастиса места в военно-морской академии в Аннаполисе. Хелен обвиняла его в том, что он насильно заставил сына пойти служить в морскую пехоту, но сам Стэнфорд не сомневался в том, что поступил правильно: в морской пехоте из Кастиса сделали настоящего мужчину.
Кто или что затем превратило его в жалкого труса, оставалось и по сей день черной тайной.
Официальный отчет гласил, что после одной командировки в Афганистан и двух в Ирак Кастис страдал посттравматическим психическим расстройством. Но Стэнфорд знал, что не ПТПР заставило его сына засунуть себе в рот дуло заряженной винтовки М-16. Это вавилонские варвары-неверные вынудили его единственного сына уступить манящему зову сатаны. Люди Господа обязаны сражаться с безбожниками вокруг себя. Кастис не выполнил свой долг.
За что будет вечно гореть в преисподней.
Вскоре после смерти сына Макфарлейн основал организацию «Воины Господа», убежденный в том, что его священный долг — возглавить армию правых, подобно тому, как царь Давид повел израильское войско сражаться с иевусеями и филистимлянами. Или как Годфрид Бульонский стал во главе крестоносцев, разгромивших мусульманских безбожников на улицах Иерусалима. И, разумеется, был у Макфарлейна и свой личный герой, Томас Джексон, по прозвищу Каменная стена, [23] глубоко верующий военачальник, который отказывался воевать в воскресенье и перед каждым боем призывал своих подчиненных к молитве.
Но сегодня, несмотря на самые истовые молитвы, до победы было еще очень далеко.
Предусмотрев запасной вариант, Макфарлейн отправил в зоопарк снайпера на тот случай, если у старика сдадут нервы. Можно было не опасаться, что убийство среди бела дня потомка одного из великих семейств американских промышленников вызовет много шума. Полиция придет к ошибочному заключению, что это дело рук неизвестного убийцы, решившего повторить истерию, разыгравшуюся в окрестностях столицы осенью 2002 года. [24]
Можно не сомневаться: в некрологах будет воздано должное щедрости и великому филантропическому духу Элиота Гопкинса и не будет ни словом упомянуто о том, сколько в собрании его музея краденых произведений искусства.
И в некрологах также не будет упомянута последняя тайная страсть Элиота Гопкинса — Ковчег Завета.
Благодаря тщательной работе Стэнфорда Макфарлейна, исследователи Библии и археологи спят, не ведая о вторгшемся нарушителе.
Только когда все элементы встанут на свое место, мир узнает о его миссии, вдохновленной свыше. Но пока что мир должен был ждать. Было еще слишком рано. Слишком рано раскрывать великий замысел Бога. Хотя, если бы у неверующих были глаза, они бы тоже, несомненно, увидели в текущих мировых событиях настойчивый призыв Всемогущего к оружию.
Озабоченный предстоящими делами, Макфарлейн нажал кнопку внутреннего коммутатора:
— Есть какие-нибудь новости относительно полетного плана?
— Я только что получил официальное одобрение, сэр. Вы должны подняться в воздух в тринадцать ноль-ноль.