Второй мой вопрос относился к Дидерику Бранду и ящикам фирмы «Квернер».
— Что ж… — он посмотрел на свой стакан, как будто в нем можно было обнаружить что-то важное, — это Африка!
В курсе ли он, что в тех ящиках было оружие?
— Да, я в курсе.
Куда они подевались?
Эрлихман встал; я заметил, что он уже не слишком твердо держится на ногах.
— Пошли!
Он взял с соседнего стола керосиновую лампу и зашагал вперед. Я потопал за ним, Лоттер остался у костра.
Эрлихман повел меня вверх по склону холма. За темными акациями и каменистыми осыпями, спрятанные в тени деревьев, стояли два низких строения из рифленого железа. В таких ангарах строительные компании часто устраивают временные мастерские. Ангары были кое-как, небрежно выкрашены в грязно-зеленый цвет. Двойные двери одного ангара стояли нараспашку. В слабом свете лампы я увидел внутри два «лендровера» — один стоял на деревянных блоках — запчасти, старые покрышки, инструменты. Эрлихман подошел ко второму ангару, передал мне лампу, вынул из кармана связку ключей, повозился с ними и отпер дверь. Взял у меня лампу, вошел. Откинул брезент, и в тусклом свете заплясала пыль.
— Вот они.
Под брезентом оказались ящики.
Я наклонился над ними. Два ящика оказались открыты, остальные остались нетронутыми. Эрлихман открыл крышку, и я увидел ружья, упакованные в пузырчатую пленку… В ящике я заметил несколько пустот — нескольких ружей недоставало.
— Вы ими торгуете?
— Хотите?
— Зависит от цены.
— Выбирайте. Это бесплатно!
Я молча уставился на него. Досадливо поморщившись, словно мое недоверие его обижало, Эрлихман достал из ящика MAG7, а из соседнего ящика — коробку с патронами. Сунул подарки мне в руки. Снова накрыл ящики брезентом и вышел. Пока он запирал ангар, лампу поставил на землю. Мы пошли назад. На полпути Эрлихман остановился, поднял лампу и посветил мне в лицо.
— Вид у вас прекрасный… Прямо праведник! — Он не упрекал, просто констатировал факт. Отвернулся было, но потом передумал и снова повернулся ко мне лицом. — Мне кажется, у вас есть свои демоны. — Поднял вторую руку; долю секунды мне почему-то казалось, что он хочет меня ударить. Но он лишь распустил свой конский хвост и легко встряхнул головой. Волосы рассыпались по плечам. Он сказал: — Оружие я раздаю бесплатно. Своим друзьям-фермерам. Немногим, кто у меня остался. Так хочет Дидерик. Поэтому он и сделал мне такой подарок.
Потом он медленно развернулся и зашагал к костру. Лоттеру он сказал:
— Желаю вам спокойной ночи. — Эрлихман взял свой посох и вразвалку, как гамадрил Рафики, направился к палаткам.
Я лежал прислушиваясь, размышляя о ночных животных и тайной жизни. О том, какое впечатление мы производим на окружающих. И какие придумываем сказки, стремясь приукрасить свое прошлое. Мы наносим на себя многочисленные слои камуфляжной раскраски, ловко меняя фасады, а наша сущность часто остается невидимой. Дидерик Бранд. Шакал. Фермер-контрабандист. «Тот еще тип», как называют его Лоуренс Лериш и Лоттер. И совсем не «черный лебедь», каким считал его я. Его цвет — серый; оттенок вполне безобидный. При упоминании Бранда жители Бо-Кару расплываются в добродушной улыбке: «Ох уж этот Дидерик!» Значит, он намеренно надел на себя личину рискового парня, который ходит по краю, оставаясь все же на относительно безопасной территории и не теряя доброго имени. Как говорит Эмма о своих клиентах и их продукции, «это его уникальная особенность реализации», качество, которое выделяет его в толпе. То, что он предпочитает рассказывать о себе сам.
Нарочно ли он скрывает от Локстона свою роль благодетеля, который помогает в нужде фермерам из Зимбабве и бесплатно раздает им оружие? Может, думает, что его образ принизится, сделается не таким интересным?
Как странно! Настоящий Дидерик Бранд, прошу вас, встаньте… А может, он на самом деле такой, какой есть? Человек есть сумма всех своих противоречивых черт. А больше всего на свете ему нравится стоять у ворот загона, наблюдать за мирно пасущимися носорогами и знать, что их спасли его деньги, его труд, его заботы, его невинная ложь, его мошенничество?
И Эрлихман со своими седыми волосами, браслетами и длинным посохом. Еще один бренд, имидж, подкрепленный его глубокомыслием, характерными жестами, хорошо рассчитанными паузами, поставленным голосом, очаровательными сказками. Я по натуре привык остерегаться таких, как Эрлихман, так как подозреваю, что они что-то скрывают. Или, по крайней мере, живут в мире фантазий. И то и другое при моей профессии сулит крупные неприятности.
«Мне кажется, у вас есть свои демоны». Что он имел в виду? Все что угодно. Что демоны есть и у него. Что он проявил проницательность — и интерес — и заметил моих. Что он меня не осуждает. Все это делает его образ гораздо глубже и интереснее, чем его тщательно расписанный фасад. Невольно возникает вопрос: зачем ему это надо?
Ответ, как и в случае с Дидериком, возможно, кроется в его желании быть замеченным.
Эмма любит рассуждать, что потребность выделиться отличает любую крупную компанию. В основе всего лежит простое человеческое желание быть не таким, как все, бежать от однородности, монотонности. Мы создаем свой образ с помощью всего, что мы покупаем. Мы словно хотим показать себя миру, сказать: «Вот он я». Эмма любит подобные гипотезы. На меня же они нагоняют тоску. Я думаю по-другому. Мне кажется, сейчас нас определяют уже не только и не столько наши поступки. Нас определяет то, чем мы владеем. Страсть к излишествам и жадность — движущая сила общества потребления, источник лжи и отговорок.
То же самое относится и к Флеа ван Ярсвелд. Она тоже нашла лекарство от трагического прошлого, многочисленных травм и унижения. Я вспомнил наш разговор о богатых африканерах. Флеа тогда сказала: они не все такие. Все дело в том, что ей самой больше всего хочется стать богатой. Она искренне верит, что богатство смягчит ее боль.
Ее измышления отличались продуманностью, безжалостной сосредоточенностью. Я отлично представлял себе, как она вела себя здесь, во время переписи слонов. Одежда подчеркивает ее красоту; она трудолюбива и деловита. Она неустанно ищет для себя новые возможности, завязывает знакомства. Презрительно отталкивает бесполезных, тепло обхаживает нужных людей.
Она ловко обвела нас вокруг пальца — и меня, и особенно Лоуренса. Наверное, она сразу поняла, как с нами следует обходиться. Хуже всего ей пришлось, когда ее положили на землю перед грузовиком. Пока Инкунзи и его подручные обыскивали «мерседес», ее планы висели на волоске. На карту была поставлена не только ее жизнь… Но как быстро она пришла в себя и приспособилась к новым обстоятельствам!
Она украла мой «глок». Наверное, после моей второй встречи с «Рыцарями Харли» поняла, что я это так не оставлю и постараюсь ее найти… И заранее позаботилась обо всем.
Эрлихман сказал: «Она такая способная». Флеа не просто способная. Она задумала всю операцию, спланировала ее и провела.