Когда-то Шай говорил: «Крутое свидание сегодня», изгибаясь перед зеркалом, чтобы пригладить волосы — но никогда не говорил с кем. Или: «Еще парочку шекелей заработал, Мелли, купи мороженого себе и Джеки» — но ни слова о том, откуда деньги.
— Старая песня, — заметил я. — Скажешь толком или так и будешь петушиться весь вечер?
Шай уставился на меня; я ответил широкой невинной улыбкой.
— Фрэнсис, — заговорил Шай, — наш человек в системе. Какое тебе дело, что собирается делать бунтарь вроде меня?
— А братская любовь?
— Думаешь, я несу чушь, да? Надеешься порадоваться, что меня победил? Ну давай, попробуй. Я покупаю велосипедный магазин, — гордо заявил он, залившись румянцем.
Кевин хрюкнул; у Джеки брови задрались выше обычного.
— Ты молодец, — сказала она. — Шай — предприниматель. Ух ты!
— Прекрасно, — сказал я. — Когда станешь Дональдом Трампом в мире велосипедов, буду покупать «би-эм-экс» только у тебя.
— Конахи в следующем году на пенсию выходит, а его сынку по барабану этот бизнес; он торгует шикарными машинами, а велосипеды для него — мелочь. Так что Конахи предложил мне право преимущественной покупки.
Кевин вынырнул из угрюмости, оторвал глаза от кружки.
— И где ты собираешься взять башли?
В глазах Шая вспыхнул огонь — стало понятно, что находили в нем девчонки.
— Я уже давно коплю, как раз на такой случай. Половина у меня есть, банк даст остальное. Они сейчас поприжались с кредитами, понимают, что нас ждут тяжелые времена, как и Лавери, — но я успел проскочить. Ровно через год, ребятки, я буду финансово независим.
— Класс, — сказала Кармела; но какая-то недомолвка в ее голосе зацепила меня. — Просто здорово! Молодец.
Шай отхлебнул пива и попытался изобразить каменное лицо, но уголки рта неудержимо расползались в улыбке.
— Вот я и говорю Кевину: незачем всю жизнь работать на чужой карман. Чего-то достичь можно, только если сам себе начальник. Я денежки буду класть в свою копилку.
— И что? — спросил Кевин. — Если правда то, что ты говоришь, и страна вылетит в трубу — или куда там, — ты же вылетишь вместе с ней.
— Вот тут ты ошибаешься, приятель. Когда нынешние богатеи окажутся в заднице, тогда-то у меня и появится шанс. В восьмидесятые ни у кого из наших знакомых не было денег на машину. Как мы обходились? На великах. Как только пузырь лопнет, папочка больше не согласится покупать детишкам «БМВ», чтобы проехать полмили до школы. Тут-то они и постучатся в мою дверь. Как я мечтаю увидеть рожи этих говнюков…
— Может быть, — кивнул Кевин. — Это замечательно, правда! — Он снова уставился в кружку.
— А жить будешь над магазином? — спросила Кармела.
Шай взглянул на нее — что-то сложное связывало их.
— Придется.
— И работать весь день. Никакого тебе гибкого графика.
— Мелли, — сказал Шай уже мягче, — все будет нормально. Конахи уйдет только через несколько месяцев. А к тому времени…
Кармела коротко вздохнула, словно собиралась с духом.
— Конечно, — сказала она, наполовину про себя, и поднесла стакан к губам.
— Слушай меня. Не беспокойся.
— Нет-нет, ты прав. Видит Бог, ты заслужил этот шанс. Последнее время мне по твоему виду, честное слово, казалось, что ты что-то придумал; но я даже… Очень рада за тебя. Поздравляю.
— Кармела, — сказал Шай, — посмотри на меня. Разве я могу с тобой так поступить?
— Эй, — вмешалась Джеки. — Что за дела?
Шай протянул руку и пальцем опустил стакан Кармелы, чтобы видеть ее лицо. Мне не приходилось видеть его нежным, и мне это показалось даже менее убедительным, чем Кармеле.
— Послушай. Все доктора говорят — несколько месяцев, максимум полгода. Как придет время покупать, он будет в приюте или в кресле, так что сил не хватит, чтобы…
— Прости нас, Господи, — тихо сказала Кармела.
— Что происходит? — спросил я.
На меня разом взглянули две одинаковые пары невыразительных голубых глаз. Впервые я увидел, как похожи Кармела с Шаем.
— Па все еще колотит ма?
Резкая судорога, словно электрический разряд, прокатилась над столом, Шай втянул ноздрями воздух.
— Занимайся своими делами, мы займемся своими.
— А кто тебя избрал долбаным спикером?
— Лучше, чтоб кто-то был рядом, если папа сорвется, — объяснила Кармела.
— Джеки говорила, что все прекратилось, — сказал я. — Много лет назад.
— Я же говорил тебе, Джеки понятия не имеет, — взорвался Шай. — Вы вообще никогда ничего не знали. Так что отцепись.
— Знаешь что? Я тут самую малость подустал от твоей манеры. Ты не единственный, кому доставалось от папаши.
Все затаили дыхание. Шай тихо и неприятно рассмеялся.
— Ты думаешь, тебе доставалось от него?
— Могу шрамы показать. Мы с тобой, приятель, жили в одном и том же доме, забыл? Разница между нами только в том, что я теперь большой мальчик и могу беседовать спокойно, а не хныкать всю дорогу.
— Ни хрена тебе не доставалось. Ни хрена. И мы не жили в одном и том же доме — ни единого дня. Ты жил в роскоши — ты, Джеки и Кевин — по сравнению с тем, что было у нас с Кармелой.
— Только не говори мне, что я легко отделался, — возразил я.
Кармела пыталась остановить Шая гневным взглядом, но он не замечал, уставившись на меня.
— Зажравшиеся баловни — вот вы кто, все трое. И еще жалуетесь? Это просто потому, что мы старались, чтобы вы никогда не узнали, что значит настоящая беда.
— Иди попроси у бармена рулетку, — сказал я. — Померяемся шрамами, или членами, или что там, блин, у тебя в трусах. Или можно просто провести милый вечер, если ты согласишься не изображать мученика и не учить меня жить.
— Ну конечно. Ты же всегда считал себя умнее всех нас?
— Только умнее тебя, солнышко. Я привык опираться на факты.
— А с чего же ты умнее нас? Мы с Кармелой свалили из школы, как только стукнуло шестнадцать, не потому, что тупые. — Шай вцепился в край стола, на скулах снова заалели пятна. — Надо же было кому-то приносить зарплату, когда па сидел на мели. Вас троих кормить, учебники покупать, школьную форму…
— Господи, — пробормотал Кевин своей кружке, — поехали.
— Если бы не я, фиг бы ты стал копом. Я положил жизнь за семью, ну почти. Свое обучение отдал, отказался от всего, что мне светило.
Я поднял бровь.
— А то бы стал профессором в колледже? Не смеши мои подметки. Ничего ты не потерял.