Автобус ехал в Дурбан, в Эмпангени. То было путешествие в неведомое; в ранний предрассветный час Тобелу грызла тоска. Он ощутил свою беззащитность.

Семнадцать лет.

В семнадцать ты уже можешь идти на войну, но еще слишком молод для того, чтобы просыпаться ночью от страха, тосковать по своей кровати, своей комнате и добрым словам отца-священника. Ты еще слишком молод для того, чтобы гадать, обнимешь ли еще когда-нибудь маму.

Но взошло солнце и растопило его страхи. Он осмелел. Выйдя из автобуса в Понгола, он прекрасно себя чувствовал. В следующую ночь его нелегально переправили через границу в Свазиленд, а еще через ночь он был уже в Мозамбике, и жизнь его переменилась безвозвратно.

И вот сейчас он применяет навыки, усвоенные у немецких инструкторов. Его научили искусству лежать тихо — искусству, важному для наемного убийцы и снайпера, которые могут на долгие часы превращаться в невидимок и застывать в полной неподвижности. Правда, тогда он был моложе, а сейчас ему сорок лет, и организм уже не выдерживает таких нагрузок. Одна нога онемела, острые камни впивались в бедро другой. Ему было невыносимо неудобно; желудок горел, а пыл испарился. Больше всего на свете ему сейчас хотелось очутиться в полутора тысячах километров отсюда, в маленьком домике, рядом с мирно спящей высокой и стройной женщиной. Превозмогая тоску, он улыбнулся самому себе. Хорошо, что все меняется, никогда не остается таким, как было. Жизнь продолжается.

Улыбнувшись, он вдруг осознал, что и это путешествие тоже изменит его жизнь. Впереди у него не только Лусака.

Куда заведет его дорога?

Кто знает?

Аллисон сочиняла передовую статью. Ей было труднее, чем раньше.

«По противоречивым сообщениям из военных и неофициальных источников, вчера поздно вечером пилот штурмового вертолета „ройвалк“ засек Тобелу Мпайипели рядом с Петрюсбургом, городком в Свободном государстве».

Она перечитала первое предложение. Неплохо. Но не совсем то, что надо. Такую же информацию дадут и «Бургер», и радио, и телевидение. А к завтрашнему утру беглеца, возможно, уже арестуют. Она поместила курсор в конец абзаца, стерла его и начала писать заново.

«Вчера начался новый акт драмы с участием беглого мотоциклиста Тобелы Мпайипели, который отмечен загадочным исчезновением его гражданской жены Мириам Нзулулвази».

Вот по-настоящему сенсационная новость!

«Власти, включая пресс-службу ЮАПС и министерство по делам разведки, решительно отрицают тот факт, что миссис Нзулулвази арестована. Однако работники филиала банка „Абса“ на Херенграхт, в котором работает Мириам Нзулулвази, подтвердили, что вчера ее арестовали агенты неустановленной спецслужбы.

В ответ на вопрос, правдивы ли упорные слухи о том, что Мпайипели засекли с вертолета в Свободном государстве, неподалеку от городка Петрюсбург, представители военных дают один ответ: „Без комментариев“».

«Так-то лучше, — подумала она. — Убью двух птиц одним камнем».

— Аллисон…

Она подняла голову. Рядом с ней стоял чернокожий сотрудник.

— У меня кое-что для тебя есть.

— Выкладывай!

— Ребенок… Я его, кажется, нашел.

— Правда?!

— Служащая детского центра в Гугулету говорит, что он постоянно бывает у них. Но сегодня мать не пришла за ним.

— Черт!

— Вместо матери за мальчиком явился какой-то представитель власти. — Сотрудник заглянул в свои записи. — Сказал, что его фамилия Радебе; он показал ей удостоверение, сказал, что произошел несчастный случай и он забирает ребенка и позаботится о нем.

— О господи! Он не сказал, где работает? И куда отвезет ребенка?

— Она уверяет, что на его удостоверении было написано, что он является сотрудником министерства обороны.

— И она отпустила с ним мальчика?

— Он оставался последний.

— Последний?

— Остальных детей уже разобрали. По-моему, ей просто хотелось уйти домой.

Винсент Радебе не мог сказать мальчику, что его мама умерла. Он не знал, как это сказать.

— Маме пришлось задержаться на работе, — вот и все, что он сумел придумать, когда они сели в машину. — Она попросила меня присмотреть за тобой.

— Вы с ней работаете?

— Да, можно и так сказать.

— Вы знаете Тобелу?

— Да, знаю.

— Тобела куда-то уехал, и это наш секрет.

— Угу.

— И я никому не скажу.

— Вот и хорошо.

— Завтра он вернется.

— Да, завтра он вернется, — сказал Радебе.

Они ехали к нему домой, в Грин-Пойнт. Чувство вины не отпускало его. Он кое-как справился с собой только в закусочной «Макдоналдс» напротив стадиона. Пакамиле набросился на бигмак. Радебе спросил:

— У тебя есть другие родственники здесь, в Кейптауне?

— Нет, — ответил мальчик. Лоб у него был в томатном соусе. Радебе взял салфетку и вытер ему лоб.

— Никого?

— Бабушка жила в Порт-Элизабет, но она умерла.

— А дяди или тети у тебя есть?

— Нет. Только Тобела и мама. Тобела говорит, в Порт-Элизабет есть дельфины. Он собирается показать их нам в конце года.

— Вот как…

— Я знаю, где находится Лусака. А вы?

— Знаю.

— Тобела мне показывал. В атласе. Тобела — самый умный на свете!

32

Официально должность Люка Пауэлла называлась «атташе американского консульства в Кейптауне по экономическим вопросам».

Но его настоящая работа, как было известно всем в разведывательном сообществе, имела мало общего с экономикой. По-настоящему он находился в ранге старшего специального агента ЦРУ по Южной Африке, и подведомственный ему регион включал все территории к югу от Сахары.

В политкорректной Америке Люк Пауэлл считался «афроамериканцем». Он был общительный и веселый толстяк с круглым добродушным лицом; к огромной досаде дочери-подростка, он носил большие очки в золотой оправе, вышедшие из моды лет десять назад. Люк Пауэлл был уже немолод; виски его посеребрила седина. В его речи явственно проскальзывал акцент уроженца Миссисипи.

— Мне стейк с сыром, хорошо прожаренный, и френч-фрайз.

Официант недоуменно наморщил лоб. С каждым годом они становятся все моложе, подумала Янина Менц. И тупее.

— Жареную картошку, — перевела она.

— Вам — жареную картошку? — не понял официант.

— Нет. Мне — апельсиновый сок. А вот он хочет стейк с сыром и жареную картошку. Американцы называют жареную картошку картошкой по-французски.