– То есть я должна... – выговорила она наконец.
– Да. Сразиться с Ареем, а там одно из двух: либо ты погибнешь и, тогда, возможно, если ты будешь лишь ранена, еще сумеешь передать свое копье другой, либо ты победишь и получишь дарх Арея. Учитывая, что Безликий в Тартаре, отдавать ему дарх необязательно. Будет достаточно, если ты разобьешь его и выпустишь эйдосы, – сказала Фулона.
– Я должна идти к Арею немедленно? – спросила Ирка, уверенная, что ответ будет утвердительным.
– Нет, – неожиданно сказала Фулона. – Не прямо сейчас. Сейчас ты должна охранять Дафну, светлого стража. Она временно лишилась дара, и ей грозит опасность. Ты станешь ее тенью, ее защитой. Если надо – умри вместо нее.
Ирка судорожно сглотнула. Охранять Дафну ей, Ирке! Охранять эту радостную улыбчивую светлую, которую любит Меф!
– И не спрашивай: приказ ли это. Да, приказ, – добавила Фулона.
«Неужели она знает?» – подумала Ирка, однако лицо старшей валькирии было непроницаемым.
Фулона поклонилась Ирке – сердечность в ее поклоне была очень умеренная – и растаяла в воздухе, оставив легкий запах мяты. Около Ирки, задев ее плечом, прошла Филомена. Затем вернулась и задела ее плечом еще раз.
– Разве валькирии убивают валькирий? – вежливо спросила у нее Ирка.
Филомена заметно смутилась и, пробурчав что-то, шагнула в сторону, налетев на Бэтлу. Бэтла смущенно подвинулась и сделала попытку спрятать бутерброд с колбасой.
– Опять ты! Позор валькирий! Толстая обжора и неряха! – прошипела Филомена.
Однако валькирия сонного копья не была смята этим натиском. Ирка поймала сочувствующий взгляд Бэтлы.
– Ну и что? – просто сказала Бэтла. – Да, я толстая. Да, неряха. Зато, в отличие от тебя, я счастлива, не грызу себя с утра до вечера и ни на кого не бросаюсь в надежде, что меня наконец убьют. И это уже немало. Ты не находишь?
По загадочной причине простые слова Бэтлы достигли цели. Филомена отшатнулась, взмахнула рукой, в которой было копье, и, не дожидаясь своего оруженосца, растаяла вслед за Фулоной. Но если та исчезла медленно и постепенно, то исчезновение Филомены было резким, осколочным, сверкающим, точно прыжок с разбегу головой в стекло.
– Она тебя испугалась. Почему? – спросила Ирка у Бэтлы.
– Это наш давний спор. Мы его лишь продолжили. Не обращай внимания! – ответила Бэтла.
– Какой спор?
– Все мы занимаем какое-то место. В телах, в жизни. Иногда это место кажется нам слишком жалким или слишком скромным. Но это ничего не меняет. Единственное, что возможно, это принять правила игры и дальше играть по ним. Играть спокойно, радостно и без спешки. Я это поняла, а Филомена никак не поймет. И поэтому я счастлива – хотя я толстая и некрасивая, а Филомена, которой дано больше, чем мне, раз в сто, – нет. К тому же она слишком многого не может себе простить...
Вагончик почти опустел. Валькирии и их пажи уже телепортировали. Но Бэтла все же нашла время шепнуть Ирке:
– Ничего не бойся. В случае опасности валькирии тебя прикроют. Даже Филомена костьми ляжет – не смотри, что она такая... Она славная, но несчастная. Только защищай Дафну! У кого действительно неприятности, так это у нее! Дара лишили, а теперь хотят лишить крыльев и Мефодия... Вот сволочи, да?
– Да, но Дафна... Она и Меф... – Ирка попыталась выразить слишком много, но, поняв, что это глупо, лишь махнула рукой.
Бэтла ободряюще улыбнулась. «Она что, все знает? Откуда?» – всполошилась Ирка.
– Возьми яблочко... скушай! И все будет хорошо! – сказала Бэтла и вместо яблока почему-то сунула Ирке бутерброд.
Пока Ирка лихорадочно соображала, нет ли в этом какого-то тайного смысла или скрытой аллегории (ну там яблоко как символ целостности и единства мира, а бутерброд как символ... м-да... ну, скажем, единства трех философских начал: колбасы, масла и хлеба?!), Бэтла тоже исчезла.
Антигон, в отличие от Багрова не имевший ни малейшего желания общаться со своими – хм... – коллегами, минут десять назад улизнул в соседнюю комнату, якобы для того, чтобы поставить чайник. Когда Антигон вернулся, ни одной из двенадцати валькирий и ни одного оруженосца в комнате уже не было.
Ирка стояла в трех шагах от стола. Багров заканчивал очерчивать круг для телепортаций. Засуетившись, кикимор уронил чайник и, поспешно впрыгнув в круг, остановился рядом с хозяйкой.
Coram me tecum eadem haec agere saepe conantem deterruit pudor quidam paene subrusticus, quae nunc exprimam absens audacious, epistola enin non erubescit (При встречах с тобой мне часто хотелось сказать тебе об этом, но меня удерживал какой-то едва не дикарский стыд; теперь, находясь вдали, я буду более откровенен – ведь письмо не краснеет (лат.). – Обращение Цицерона к историку Лукцию с просьбой прославить его имя в своих сочинениях.)
Цицерон
Дафне повезло меньше, чем Мефу. После телепортации Буслаев и Гюльнара оказались сразу у ангара скульпторов, Дафна же материализовалась в двух шагах от охранника, истуканом торчавшего у единственных ворот бетонного забора. В выборе места материализации наверняка не обошлось без лукавого участия Гюльнары.
Охранник, здоровенный мужик в черном костюме, ощутимо страдал от двух вещей: от скуки и от наличия галстука. В правом ухе у него красовался наушник рации. Когда Даф попыталась пройти на территорию, он заступил ей путь и лениво мотнул головой. Топай, мол, отсюда. Не положено.
Вообще-то стоять на воротах не его обязанность. Он был водителем и телохранителем человека, которому принадлежала вся территория. Полчаса назад они подъехали к воротам и обнаружили, что оба сторожа в будке годны только на просмотр советских мультиков. Даже попав под грозные очи, сторожа не оправдывались, а лишь мычали с сакральной таинственностью. В результате сторожа были отправлены проспаться, а телохранитель временно оставлен караулить ворота.
– Ты что, не поняла, подруга? Нельзя сюда! – повторил охранник.
Даф испытала обиду. Совсем недавно ей достаточно было поднести к губам флейту, и ее пропустили бы куда угодно, хоть в Кремль. Теперь же она не могла ничего. Но все же Даф взяла себя в руки и решила действовать другими методами.
– Доброе утро! – поздоровалась с охранником Дафна, одаривая его улыбкой щенячьей радости.
В общем реестре улыбок это была улыбка № 9.7. Цифра «семь» после точки означала модификацию: нейтрально приветливая без заигрывающего подтекста.
Охранник в ответ изобразил губами нечто вроде судороги. Улыбаться он не умел. Умел только гоготать, но и то не на работе. Тщетно прождав хоть какого-то ответа, Даф посмотрела на солнце и хлопнула себя ладонью по лбу.