— При странных обстоятельствах. Его нашли в ванне со вскрытыми венами.
— Для Раймона это должно было стать ужасной травмой…
— Думаю, что да. Об отце он больше никогда не желал говорить. Немногое известное мне я узнала от его матери, она сейчас живет в Израиле и изредка приезжает в Париж. Она уехала, как только Раймон оказался в состоянии сам заботиться о себе. Ей была невыносима вся обстановка, напоминающая о муже. Она чувствовала себя виноватой в его смерти, хотя, насколько я знаю, для этого не имелось никаких оснований. Отец Раймона был гений, но ему не везло как художнику. Настоящий художник не может долго переносить бесконечные разочарования. После этой трагедии ничья нога не ступала в этот дом. Ты первая. Честно говоря, я была удивлена, когда Раймон велел мне отвести тебя сюда.
— О, достаточно! Я и так уже напугана. Почему они не продали этот дом?
— Семья Сантей не нуждается в деньгах.
— Это влиятельная семья?
— Да, древняя родословная. Очень влиятельная, но и очень скромная семья. Это их стиль. События, касающиеся города, их не задевали, они оставались в стороне от светской шумихи. И Раймон продолжает вести себя так же, не нарушая традиций своих предков.
— Интересно.
— Кто интересен, Раймон?
— Нет, я имела в виду, что интересна история семьи.
Я произношу это слишком поспешно, почти заикаясь и, видимо, покраснев.
Дениз улыбается:
— Но что дурного, если…
— Мне сейчас не до этого.
— Да, я знаю, что с тобой случилось. Разумеется, я прочла прессу. Мне это кажется полным абсурдом. Но проблема в том, что летом ничего особенного не происходит и журналисты для повышения тиражей готовы раздувать любые скандалы, так как всем нравятся кровавые истории. И потом, ты американка. А французам американцы несимпатичны. И когда полиция объявляет в розыск женщину из Соединенных Штатов, которая убила француза, — это бомба.
— Да, но я не…
— Знаю. Но ты в беде. Я не смогу часто приходить сюда, и лучше не звони мне, — скорее всего, мой телефон уже прослушивается. Найди какой-то способ общаться со мной. И помни, что легче всего спрятаться в большом городе, смешавшись с толпой. Никто тебя не заметит. Пока что я оставлю тебе кое-что из еды и немного денег. Раймон позаботится о том, чтобы передать тебе все необходимое для жизни, и свяжется с тобой. Он хочет как можно скорее тебя увидеть.
Дениз обнимает и целует меня, дает мне ключи, но все-таки не проходит в комнаты. Возможно, она тоже была каким-то образом вовлечена в то, что произошло в этом доме. Я не настаиваю, а улыбаюсь ей с благодарностью. Она снова обнимает меня:
— Будь спокойна, скоро этот кошмар закончится.
Джим заснул, упав ничком на кровать прямо в одежде. Из бара «Александр» он принес виски, который наконец-то привел к желаемому результату: успокоил боль, доведя его до состояния прострации.
Памела стала для него постоянной причиной терзаний. Он не мог быть с ней и не мог без нее.
И с ней происходило то же самое. В их жизни случались ужасные для обоих моменты, когда они причиняли друг другу жуткую боль, но были и мгновения, которые Джим переживал как величайшее счастье, чистейший экстаз.
Памела, его единственная, незаменимая королева, родившаяся на вершине колдовства, в индейском царстве Ящерицы, была его синнамон герл. [12] В ней он любил все: ее огненные волосы, прозрачную веснушчатую кожу, ее запах, улыбку, врожденный шик и оригинальность, но особенно ее сумасбродство, которое порождало в нем ощущение дома, детства. Ему так нравились ее тонкость и стройность, что он пьянел, когда сжимал ее в объятиях, боясь, что она рассыплется в его руках. Она была его девочкой с железным сердцем, его личным демоном, владелицей его души. Он ни за что не позволил бы какому-то снобу-французу забрать ее у него. Он не имел ничего против этого француза, даже не ревновал. Главное, чего он хотел, — это быть уверенным, что она любит его, как прежде, хотя он пополнел и отпустил бороду, чтобы спрятать и изменить свое лицо, чтобы Джим исчез и существовал бы только Джеймс Дуглас. И Памела была единственной женщиной, которая всегда любила Джеймса. Пытаясь убедить себя в этом, он одержимо, как навязчивый мотив, повторял ее имя, пытаясь забыться.
Когда Памела вернулась в отель, была глубокая ночь. Она уже знала, что он здесь и в каком он состоянии. Она вошла, держа туфли в руках, включила лишь настольную лампу, чтобы не разбудить его. Чувствуя за собой вину, она была полна сил и решимости не сдаваться, не уступать. Но как только увидела его профиль, весь его облик, ощутила такой знакомый аромат алкоголя и сигарет, всесокрушающая любовь перехватила дыхание. Запах ностальгии, мелькнула мысль, — ностальгии прежнего чувства, которое Пам когда-то испытывала к нему. Что бы она не отдала, чтобы снова пережить то опустошающее и всепоглощающее чувство! Настоящую жизнь. Погибнуть от любви, чтобы снова встретиться. Но сердце нельзя ускорять до бесконечности, иначе оно взорвется. Если бы можно было найти правильный ритм, созвучные траектории на поворотах, еще существовала бы надежда на согласие. Может быть, они смогли бы уехать куда-нибудь вместе, только они, вдвоем. Никогда раньше она не отдавала себе отчета, что удавалось побыть одним не более чем несколько часов.
Он проснулся, увидел тень Памелы и улыбнулся ей.
Закрываю дверь на ключ. Потом передумываю, ведь в случае необходимости Раймон и Дениз не смогут войти. Не без страха иду по дому, выбирая комнату напротив входа. Пытаюсь нащупать выключатель и чувствую на руке обволакивающую паутину. Инстинктивно отдергиваю, но тут же понимаю, что пауки ничего плохого мне не сделают.
Глаза привыкают к темноте. Я начинаю различать контуры предметов и нахожу светильник. Включаю его — и свет старой стеклянной лампы переносит меня в другие времена, в прошлое, которое мне кажется странным образом близким и знакомым.
Меня снова охватывает состояние паники. Стараюсь глубоко дышать, чтобы сосредоточиться и контролировать себя и ситуацию.
Кажется, что этот дом каким-то образом связан со мной, он имеет для меня некое тайное значение. Я никогда раньше не бывала в Париже, не знала семью Сантей, но чувствую, что ко мне имеют самое непосредственное отношение события, когда-то происшедшие здесь, в этих комнатах. Несмотря на заброшенность, похоже, они сохраняют что-то очень живое — воспоминания, которые не исчезли.