— Не всегда. Когда она знала, что на концерте нет друзей, знакомых или людей, с которыми ей хотелось увидеться, то иногда уходила сразу после первого отделения. Или же, наоборот, садилась в партере, чтобы насладиться музыкой во втором отделении вместе с остальными слушателями. Если это был концерт Бартока, как вчера, я думаю, она бы так и поступила, потому что очень любила эту музыку. Одним из наивысших достижений в ее карьере была запись его Концерта № 2, получившая два года назад «Grand Prix du Disque». [7]
— Вы собирались увидеться после концерта?
— Да, мы хотели пойти поужинать.
— Вдвоем?
— Да.
— Могу я узнать где?
— Да я и сам не знал. Места заказывала личная помощница Ане.
— Как зовут эту помощницу?
— Кармен Гарральде. Она тоже из Витории, как и Ане, и исполняет роль администратора, агента и делает еще массу вещей. Она обладает… Я хочу сказать, обладала большой властью.
— В каком смысле властью?
— Если Кармен решала, что Ане не будет играть в таком-то месте или с таким-то дирижером, та всегда ее слушалась.
— Почему ее не было в зале в день концерта?
— Думаю, потому что она знала, что я приду после концерта в артистическую, а меня она предпочитала избегать. Должно быть, в тот вечер она осталась дома.
— Но у вас нет подтверждения этому, верно?
— Нет.
— По какой причине вы держались на расстоянии друг от друга?
Немного помолчав, Рескальо сказал:
— Я полагал, что Ане должна сама заниматься своей карьерой и не перепоручать этого Кармен. И Кармен, естественно, воспринимала меня как угрозу своим отношениям с Ане. А кроме того… — Итальянец оборвал фразу, но Сальвадор заметил мелькнувшую на его лице гримасу отвращения.
— А кроме того…
— Кармен лесбиянка. И мне всегда казалось, что ее очень привлекает моя невеста.
— Понимаю. А ваша невеста сознавала, что так привлекательна для нее?
— Ане всегда мне говорила, чтобы я не выдумывал глупостей, что Кармен для нее как мать. Но я чувствовал, что в этих отношениях было нечто… нечто извращенное.
Сальвадор некоторое время назад вытащил из кармана пиджака небольшую книжечку и стал записывать в нее самые важные показания итальянца. Наступило продолжительное молчание, во время которого Сальвадор писал под внимательным взглядом Рескальо. Закончив, инспектор спросил, как ему найти Кармен Гарральде, и музыкант объяснил, что она живет в квартире на верхнем этаже, которую Ане купила в Мадриде в районе Лас-Вистильяс.
— Она чудесно расположена, оттуда видно полгорода, — заметил Рескальо.
Сальвадор, поняв, что ручка пишет еле-еле, несколько раз встряхнул ее, как градусник, потом даже подышал на кончик, прежде чем задать следующий вопрос:
— Сеньор Рескальо, вы не стали смотреть вчера вечером — и мне кажется, правильно, — на тело своей невесты. Я должен сказать вам, что на груди у нее было написано кровью одно слово по-арабски.
— Боже мой! — воскликнул музыкант, в ужасе закрывая лицо руками. — Значит, ее мучили?
— Не думаю. Судебный врач считает, что ее сначала задушили, а уже потом написали на теле арабскими буквами слово «Иблис». Вы знаете, что оно значит?
— Не представляю себе.
— Иблис — это мусульманский дьявол. У нас есть причины подозревать, что здесь замешана какая-то группа исламских фундаменталистов или, возможно, фанатик, действовавший в одиночку. Насколько мне известно, террористы «Аль-Каиды» настроены против испанцев, особенно после суда по поводу теракта одиннадцатого марта. Вы не знаете, получала ли Ане какие-нибудь угрозы в последние месяцы?
— Нет, она бы мне рассказала.
— И вы не знаете, у кого могли бы быть причины убить ее?
— Сантори Гота была ее серьезной соперницей на сцене. Но не настолько же, чтобы убивать?
— Японка! Таким образом, дело все больше приобретает международную окраску. Впрочем, не будем забывать о самом явном следе, исламском. Не могла ли ваша невеста совершить что-нибудь такое, что вызвало бы гнев мусульман-фанатиков? Не обязательно, чтобы она публично сжигала портрет Бен Ладена, достаточно нескольких неудачных фраз или неверно истолкованного газетного заголовка.
— Я ничего об этом не знаю. Хотя, раз мы коснулись этой темы… Да нет, это просто смешно.
— Сеньор Рескальо, любая подробность может оказаться важной для расследования. Что вы собирались рассказать?
— Я в приятельских отношениях с одним из четырех тромбонистов Национального оркестра Испании, шведом Уве Ларсоном. Ему очень нравится виолончель, и я немножко учу его игре. Так вот, пару месяцев назад он рассказал мне, что по шведскому телевидению показывали группу молодых исламских фундаменталистов в Гетеборге (это второй по значимости город в стране), которые пытались помешать шведским мусульманам — почти все они сомалийского происхождения — пойти на концерт. Уве также сказал мне, что на арабских женщин, живущих в Скандинавии, постоянно оказывается нажим, чтобы они не играли на музыкальных инструментах и не танцевали, потому что это запрещено.
— Что вы говорите! Неужели музыка тоже запрещена исламом? Я всегда считал, что их фанатизм ограничивается запретом изображать человека (помните знаменитые карикатуры, публиковавшиеся в газетах?) и упоминать всуе имя их пророка.
— Я думал так же, но Уле мне объяснил, что существует крайне традиционалистское движение среди мусульман-суннитов, так называемые салафиты, утверждающие, что музыка запрещена Кораном.
— Я понимаю, но какая здесь связь с вашей невестой? Вы говорите о Скандинавии.
— Ане в последние месяцы дала несколько концертов в Швеции: Стокгольм, Мальме, Гетеборг. И следующий диск она собиралась записать с совершенно особым оркестром. Вы что-нибудь слышали об оркестре «Западно-восточный диван»?
Рескальо достаточно было взглянуть на недоуменное выражение лица полицейского, чтобы понять, что знаменитый оркестр, основанный в 2002 году Даниэлем Баренбоймом, чтобы содействовать согласию между палестинцами и израильтянами, и состоящий из музыкантов обоих народов, совершенно ему неизвестен.
— Этот оркестр каждый год устраивает нечто вроде летней школы в Севилье. Ане была там в прошлый раз, дала несколько скрипичных мастер-классов, и Баренбойм пригласил ее записать с ними переложение для скрипки с оркестром «Шеломо», — Еврейской рапсодии композитора Эрнеста Блоха, еврея по происхождению.
— Где они собирались записывать этот диск?