– Надо было другой стороной шарахать! – огорченно сказал Чимоданов.
– А нельзя было раскрутить?
– Раскручивают девчонок, а приемники шарахают, – сказал Петруччо авторитетно.
Меф уже уходил, когда Чимоданов, которого тянуло общаться, вдруг спросил:
– Слушай, тебя милиция на улице останавливает?
– Нет.
– А меня останавливает. Раза два в день точно. «Куда идешь?» – спрашивают. Какое им дело куда? – пожаловался Петруччо.
– Еще бы. Как тебя не остановить? Идет взъерошенный тип с боевым топором, в попугайской рубашке, подстриженный в стиле «Не пытайте меня! Я все скажу!».
– С топором я редко хожу. Во всяком случае, не всегда, – буркнул Петруччо.
С остальным он спорить не стал. Только энергично почесал лоб. Майорские погоны встопорщились, как крылышки у бройлерного цыпленка.
Оставив Чимоданова, Меф продолжил свою бесцельную прогулку. Хотя нет. Цель все же существовала. Сегодня она формулировалась примерно так: обойти вокруг Садового кольца и постараться ни разу не подумать ни о чем неприятном.
Минут десять спустя Буслаев вышел на набережную и, облокотившись на черные, недавно окрашенные перила, глянул вниз. Яуза понуро влачила в бетонных берегах свои воды. Вид у реки был измученный. Она напомнила Мефу человека, который упал в лужу, попытался отчиститься, но лишь втер грязь и теперь с ненавистью к самому себе тащится домой, брезгливо ощущая, как чавкают ботинки и липнут к ногам мокрые брюки.
Дарх провис на цепи, качнулся над водой. Следуя внезапному порыву, Меф наклонился, перевесился через перила и нагнул голову. Под тяжестью дарха замешкавшаяся цепь скользнула по затылку и понеслась вниз, к воде.
– Бульк! Непредвиденная случайность! – зачем-то сказал Меф, хотя никто пока не заставлял его оправдываться.
На всякий случай он стиснул зубы, ожидая неминуемой боли, которая должна была захлестнуть его в момент разлуки с дархом. Однако больно не было. Все прошло на удивление легко и гладко. Слишком легко и слишком гладко. Ему даже не захотелось прыгнуть в Яузу вслед за цепью. Меф нахмурился, смутно понимая, что так просто ничего не бывает.
«Может, это оттого, что дарх сейчас в воде, а вода нейтрализует магию?» – подумал он, прикидывая, что дарх, как порождение Тартара, не слишком дружественен земным стихиям, особенно упорной и миролюбивой воде.
Яуза оставалась по-прежнему спокойной. Буслаев только приблизительно сумел бы определить сейчас место, куда упал дарх. Меф быстро пошел к метро. Сделал шагов тридцать и телепортировал, понимая, что слишком взбудоражен, чтобы продолжать путь пешком.
* * *
Меф был уже на Большой Дмитровке, когда перед носом у него что-то пронеслось. Он ощутил упругий толчок ветра. В дверь резиденции вонзился дротик. Меф перекатился, уходя с линии следующего возможного броска, и выхватил меч. Меч Древнира покинул ножны неохотно. Он раньше Мефа понял, что рубить некого. На наследника никто не нападал.
Меф выругал себя. Интуиция не сработала. Никакого предвидения опасности. Может, причина в том, что дротик намеренно был пущен мимо? Буслаев подошел к дротику и, не прикасаясь, осмотрел его. Судя по всему, это был заговоренный дротик, пущенный с расстояния километров в тридцать. Недурной бросок, да еще при отсутствии прямой видимости. К рукояти, которая еще дрожала, была привязана записка:
«Надо увидеться. Валькирия-одиночка».
Меф улыбнулся. Он прожил на свете почти шестнадцать лет, но никогда его не приглашали на свидание таким оригинальным способом.
«Примазывается она, что ли? Знает, что я ощутил ее присутствие в том доме рядом с Даф?» – подумал он.
– Придется писать ответ, а то твоя хозяйка обидится! – сказал он дротику.
Час спустя Ирка сидела с Антигоном за столом и собиралась пить чай. Она уже протянула руку к сахарнице, когда прямо в центр жестяной тарелки, пригвоздив ее к столешнице, воткнулся топор. Это был удачно подогнанный метательный топорик с двумя лезвиями – нечто среднее между боевым топором и секирой. Послан топор был тоже километров с тридцати, не меньше. Нет, Меф умел владеть не только мечом. Его ответная записка была короткой и состояла всего из одного слова.
«Когда?» – было написано краской на топорище.
Ирка просияла. Антигон, вскочивший на стол и воинственно размахивающий булавой, был удивлен. Повелительница, которую на его глазах едва не убили, вела себя загадочно.
– Это от Мефа, – сказала Ирка.
– Мерзкая хозяйка, как-то вы очень довольны! У вас что-то есть с этим Осляндием Слюняевым? – негодуя, спросил Антигон.
– Нет и не может быть. Ты что, забыл кодекс валькирий?
– Я-то нет, а вы, видно, да, хозяйка. Эффектное начало любовной переписки, – фыркнул кикимор.
– Ты-то что в этом понимаешь?
– Я-то как раз понимаю. Моя жуткая бабушка переписывалась с моим кошмарным дедушкой подобным образом. Правда, они бросались выпотрошенными мышами. В более поздней и запущенной стадии брака перешли на табуретки… Но опять же так круто, сразу с копий и топоров, они не начинали! – укоризненно заявил Антигон.
Ирка слушала его вполуха. Написав фломастером несколько слов, она спустилась в люк по канату, закрыв глаза, определила, где сейчас Буслаев, и послала ответ.
Меф читал на втором этаже резиденции мрака, когда метательный нож пригвоздил его подушку к спинке кровати. Протянув руку, он сдернул с лезвия бумажку, сообщавшую:
«Завтра вечером».
Ирка еще не вскарабкалась в «Приют», когда тот же нож перерубил веревку. Ирка упала. Веревка свалилась сверху, задев ее по щеке. На нож, который валькирия нашла в траве, был насажен клочок бумаги с единственным словом:
«Лады».
Буслаева нельзя было назвать говорливым. «Второй Матвей! Всего-то два слова – «Лады» и «Когда?», а я ему целых шесть. Не просто экономия речевых средств, а подлое скупердяйство», – прикинула Ирка с обидой. Она ощущала себя дурочкой. Причем болтливой и увлеченной дурочкой, что было вдвойне неприятно.
Меф тем временем снова читал. Он перелистывал страницы, стараясь ничего не упустить, чтобы руна школяра не настигла его возмездием, и одновременно нервничал, что не знает, где сейчас Дафна и о чем так долго может говорить с ней Эссиорх.